холодной едой, и назначил наблюдателей за выполнением этого приказа. (7) Он
же приказал, чтобы воины, отправляясь на войну, не носили в поясах золотых
и серебряных денег, но сдавали их в казну, с тем чтобы после битв получить
обратно то, что они сдали; при этом он добавил, что деньги эти будут выданы
сполна их наследникам, детям и женам, кому полагается это наследство, для
того, чтобы в случае, если судьба пошлет какую-нибудь неудачу, ничего не
перешло к врагам в виде добычи. (8) Но все это послужило ему во вред: до
того дошла распущенность во времена Коммода. (9) Словом, хотя в его время
не было никого, кто казался бы более строгим полководцем, однако это повело
скорее к его гибели... после его смерти, когда исчезли и зависть, и
ненависть к нему, такие примеры были оценены по достоинству.

XI. (1) Во всех походах он на виду у всех принимал солдатскую пищу перед
палаткой и никогда не стремился прятаться под крышей от солнца или от
дождей, если такой возможности не было у воинов. (2) Наконец, на войне он
отсчитывал на свою долю, на долю своих слуг и ближайших товарищей столько,
сколько несли воины, нагружая, после объявления воинам подсчитанного
количества, своих рабов продовольствием, чтобы они не шли налегке, а воины
нагруженными и чтобы войско, глядя на это, не испытывало огорчения. (3) Он
поклялся на сходке, что как в прошлых походах, так и в будущих он вел и
будет вести себя не иначе, чем простой воин, имея перед своими глазами
пример Мария и подобных ему полководцев. (4) У него только и было
разговору, что о Ганнибале и других таких же полководцах. (5) Когда он стал
императором и кто-то захотел прочитать панегирик в его честь, Песценний
сказал ему: "Напиши хвалебную речь в честь Мария, Ганнибала или любого
превосходного полководца, который уже умер, и скажи, что он совершил, чтобы
мы могли подражать ему. (6) Ведь восхвалять живых - сущее издевательство,
особенно - восхвалять императоров, от которых чего-то ожидают, которых
боятся, которые своим покровительством могут помочь карьере, которые могут
убить, могут конфисковать имущество". О себе он говорил, что он хочет,
чтобы при жизни его любили, а после смерти восхваляли.

XII. (1) Из государей он любил Августа, Веспасиана, Тита, Траяна, Пия,
Марка, остальных же называл соломенными чучелами или ядовитыми змеями; из
древней истории он больше всего любил Мария, Камилла, Квинкция и Марция
Кориолана. (2) На вопрос о том, что он думает о Сципионах, он, говорят,
сказал, что они были скорее счастливыми, чем храбрыми; это доказывает их
домашняя жизнь и годы их молодости, которые были у того и у другого, когда
они жили дома, не очень блестящими. (3) Все убеждены в том, что Нигер, если
бы он завладел властью, исправил бы все то, что не мог или не хотел
поправить Север, и при этом без применения жестокости, а, наоборот, с
мягкостью, но мягкостью военной, не дряблой, нелепой и смешной. (4) Дом его
и сейчас еще можно видеть в Риме на Юпитеровом поле10; он называется
Песценниевым, и в нем, в комнате с тремя отделениями, было поставлено через
год изображение из фиваидского мрамора, представляющее собой его портрет,
которое он получил от царя фивейцев. (5) Имеется и греческая эпиграмма,
которая по-латыни дает такой смысл:

(6) Нигер перед вами стоит, Египта воинов ужас,
 Фивам союзник, - хотел век он вернуть золотой.
 Любят его и цари, и Рим золотой, и народы,
 Он Антонинам и всей Римской империи мил.
 Нигер имя ему, и черным он нами изваян,
 Облик его чтобы был, глыба, в согласьи с тобой.

(7) Эти стихи Север не пожелал стереть, хотя его уговаривали сделать это и
префекты, и начальники дворцовых ведомств. Он говорил по этому поводу: (8)
"Если он был таким, то пусть все знают, какого мужа мы победили; если же он
таким не был, то пусть все думают, что мы победили именно такого. Нет,
пусть будет так, ибо он действительно был таким".

                      Флавий Вописк Сиракузянин. Проб.

XXVIII

ФЛАВИЙ ВОПИСК СИРАКУЗЯНИН

ПРОБ

I II III IV V VI VII VIII IX X XI XII XIII XIV XV XVI XVII XVIII XIX XX XXI
XXII XXIII XXIV

I. (1) Совершенно правильно то, что историки Саллюстий Крисп, Марк Катон и
Геллий высказали в своих сочинениях в виде общего замечания, что доблести
всех великих людей таковы, какими хотело их видеть дарование тех, кто
описывал подвиги каждого из них1. (2) Потому и македонянин Александр
Великий, посетив могилу Ахилла, тяжко вздохнул и промолвил: "О счастливый
юноша, ты нашел себе такого глашатая твоих доблестей!". Он имел в виду
Гомера, который наделил Ахилла великой жаждой подвигов, равной его
собственному могучему дарованию. (3) Может быть, ты спросишь меня, мой
дорогой Цельзин, к чему клонятся эти слова? К тому, что о государе Пробе2,
благодаря правлению которого востоку, западу, югу и северу, всем частям
мира, была возвращена полная безопасность, мы почти ничего не знаем из-за
недостатка писателей. (4) Не существует - о позор! - история этого столь
великого и прекрасного мужа, какого не знали ни Пунические войны, ни
ужасные галльские нашествия, ни волнения в Понте, ни войны коварных
испанцев. (5) Но я этого не допущу. От меня требовали жизнеописания одного
только Аврелиана, жизнь которого я и проследил, насколько был в состоянии.
Неужели же теперь, уже дав жизнеописание Тацита и Флориана, я не приступлю
к описанию деяний Проба, раз я намерен, если только хватит моей жизни,
рассказать обо всех императорах, вплоть до Максимиана и Диоклетиана? (6) И
теперь я обещаю не цветы красноречия, а только рассказ о деяниях, которые я
не позволю предать забвению.

II. (1) Чтобы ни в чем не ввести в заблуждение тебя, моего самого дорогого
друга, скажу, что пользовался преимущественно книгами из Ульпиевой
библиотеки3, в мое время перенесенной в термы Диоклетиана, а также книгами
из дома Тиберия4; пользовался я также регистрационными книгами писцов из
порфирового портика, сенатскими протоколами5 и народными ведомостями. (2)
Так как мне оказал очень большую помощь при собирании сведений о делах