За  малейшее  непослушание  князь  Ярослав  вводит  новые и новые виры,
чтобы  увеличить  порядок  в  державе,  а княжьей казне увеличить прибыль. В
народе же об этом молвится: "Рука руку чешет, а обе зудят".
     Опускаем  множество  вещей,  о  которых  в  соответствующем месте можно
будет   вспомнить,   и   опишем  скромными  словами  церковь  святой  Софии,
поставленную  Сивооком  и  Гюргием-иверийцем,  ибо  церковь уже стоит и ждет
украшения  своей внутренней части. Как говорится: "Лоб чешется, да кланяться
некому".  Вельми  удивляется  весь  люд  церкви невиданной, но пока князь не
побывал   возле   Софии   с  митрополитом  Феопемптом,  боярами,  воеводами,
священниками  и челядью, пока не промолвил: "Быть по сему", никто вроде бы и
не  замечал церкви великой посреди Киева, так, будто родилась она лишь после
княжеских  слов.  О  мир  тревожный и злой! Почему же так происходит всюду и
всегда?  Человека  простого  никто не слушает, какие бы великие истины он ни
вещал,  даже  дела его величайшие умаляют; когда же человек занимает высокое
положение, то даже молвленные им глупости становятся историческими".
     - Что ты понаписывал? - недовольно буркнул князь. - Зачем все это?
     - Все  -  правда.  -  Пантелей  говорил  тихо,  невозможно было понять,
испугался он или хотел скрыть насмешку в голосе.
     - Нужна  не  правда,  а  вера. - Ярослав, тяжело прихрамывая, прошел от
окна,  сел  на  скамью напротив Пантелея, так что теперь и его лицо попало в
полосу  слабого  света.  -  Вера  же не требует подробностей, ограничивается
сутью.  Не пиши слов всех - и так поймут. При писании дорожи временем, а еще
больше - пергаментом, ибо куплен он в самом Константинополе.
     - Хотя  пергамент купленный, зато письмо домашнее, - не выдержал отрок,
и  теперь  уже  стало  совершенно  очевидным,  что не до конца удалось князю
оторвать  хлопца  от  того  заросшего  бородой древлянского мудреца, который
успел  передать  отроку  свое  упрямство.  Но  Ярослав  тоже  принадлежал  к
терпеливым  и  упрямым:  однажды  начав какое-нибудь дело, он уже никогда не
отступал.
     - Писать  нужно,  - словно бы ничего и не заметив, говорил князь мягким
голосом,  -  только  про великое, опуская второстепенное. Нужно стремиться к
старательности   в   изложении   событий,   как   это  делалось  когда-то  в
каролингских  пергаментах,  которых  ты  не  читал  из-за  своей темноты, но
которые   я  дам  тебе  хотя  бы  посмотреть.  Ромейские  хронисты  с  сухим
перечислением  годов  и  дел  неважных  для  тебя  не  образец. Были у них и
летописцы,   которым   пробуешь   следовать,   но   отличались   они  пышным
многословием   и   не   имели   силы   в  мыслях.  Не  поддавайся  искушению
сосредоточиваться  только  на  неполадках  и  ошибках.  Недостатки  великого
человека  могут  быть  столь же поучительными, как и достижения, но значение
имеют  лишь  последние,  первые  же следует оставлять без внимания, чтобы не
стали  они  когда-нибудь  оправданием для правителей ленивых и бездарных. Не
уподобляйся  византийскому  историку  Прокопию, который днем писал о высоких
деяниях  своего властелина императора Юстиниана, а ночью, запершись в келье,
гайком  записывал  в  тайные  тетрадки  сплетни  и паскудства о придворных и
императорской семье.
     Пантелей  молчал.  Ерзал  на  скамье,  языческой хитростью сверкали его
светлые  глаза,  в них было трудно разобраться, точно так, как трудно бывает
иной  раз  человеку  заглянуть  в затаившиеся лесные чащи, в зеленые шумы, в
широколиственные папоротники.
     А  на  следующий  день  уже в новой церкви, стоя впереди огромной свиты
рядом  с  митрополитом,  Ярослав снова вспомнил о Пантелее, ибо, бросая взор
через  левое  плечо,  видел тяжелую фигуру Сивоока, чувствовал, что тот ждет
решения  справедливого  и  мудрого, точно так же как отрок ночью ждал, когда
князь  перестанет  поучать  его  и  отпустит  описывать  события нового дня,
перемежая  их  упрямыми умствованиями. Упрямые, упрямые люди окружают его со
всех  сторон!  А  может,  так и нужно? Может, и князю следует заимствовать у
них  упорства?  Может, князь точно так же должен быть похожим на свою землю,
как  этот  великий умелец Сивоок: взгляд из-под бровей, глаза будто из седых
туманов, неизведанной таинственности глубин.
     Дабы  задобрить князя, а может, чтобы поскорее закончить с переговорами
на  морозе, в этой невысохшей, неприветливой и страшной в своей обнаженности
церкви,  митрополит  прежде  всего  повел  речь  об  изображении в храме его
ктитора,  то  есть  основателя.  На западной стене должен был быть изображен
сам  Ярослав,  который  в  сопровождении  богородицы преподносит сооружаемый
храм  Христу.  А на боковых стенах изображение всей княжеской семьи: с одной
стороны сыновья, с другой - дочери с княгиней Ириной во главе.
     Места  для  этого  было предостаточно, могло создаться впечатление, что
строители  заблаговременно  заботились  именно о прославлении ктитора-князя:
под хорами над западной тройной аркой, как раз напротив алтаря.
     - Кто  же это сделает? - заинтересовался князь, оглядываясь на Сивоока,
ибо надеялся, что именно он должен был бы взяться за такое почетное дело.
     Однако  Сивоок молча отошел чуточку назад и выпустил из-за себя Мищилу.
Тот   развернул  перед  Ярославом  длинный  свиток  пергамента,  почтительно
склонился   перед   князем,   принялся  длинно  и  нудно  что-то  объяснять,
собственно,  и  не объяснял, а велеречиво воздавал хвалу князю, не забывая и
о  себе,  показывал,  где  и как будет укладывать различную мозаику, обращал
внимание   на   важность  уметь  подобрать  наиболее  подходящие  цвета  для
княжеской  одежды  и  вообще для мельчайших вещей. Ярослав невольно подумал,
что  чем  меньшим талантом обладает человек, тем значительнее относится он к
самому  явлению  творчества, своему труду, хотя там иногда искусства может и
не  быть.  Ему очень хотелось спросить, почему же все-таки не Сивоок берется
изображать  княжескую  семью  и  его  самого,  но сдерживался. С художниками
никогда  не  знаешь,  как  лучше вести себя. Они всегда остаются загадочными
для  властелина.  Становятся между властью и народом словно бы самозванно, -
или  же  они предназначены для этого высшими силами? Собственно, и народ для
князя  -  что  такое?  Князь  всегда знает не весь народ, а лишь ту часть, к
которой  принадлежит  сам.  Остальные  же  -  либо враги, либо просто темная
толпа,  не заслуживающая внимания. Даже все ситники, высовывающиеся из толпы
в  прислужники,  в  конце  концов  не  что  иное, как примитивные блюдолизы,
которых  ценишь  за  верность,  похожую  на  верность обыкновенных послушных
псов.  Однако  ни  один  художник,  даже самый бездарный, не потерпит такого
обращения.
     - Хорошо,  делайте  как знаете, вмешиваться не буду, - отмахнулся князь
от  Мищилы,  готовый согласиться со всеми домогательствами митрополита, лишь
бы  только  не  иметь  дела  со  всеми  художниками вот здесь, в присутствии
людей,  в  неукрашенном  еще  храме,  который трудно было себе представить в
грядущей  красоте, в блеске, похожем на сияние украшений и драгоценностей на
одеянии  митрополита,  епископов,  бояр, наполненный тысячами богомольцев, в
кадильном дыму, в тихом сверкании свечей, в многоголосье пения и молитв.
     Митрополит,  еле  шевеля посиневшими от холода губами, почти умирающий,