речь о Киевской Руси, о самом Киеве, о ваших князьях.
     Вассеркампф  схватил  со  стола  заранее  подготовленную  бумагу, начал
быстро  читать,  по  возможности пытаясь придать своему голосу торжественную
риторичность:
     - "Тем  временем  Ярослав  занял  силой  один город, принадлежавший его
брату,  и  увел всех жителей. Зато необычайно могучий город Киев по наговору
Болеслава  стал  жертвой  упорных  набегов  со  стороны печенегов и огромные
понес  потери  в  результате  больших пожаров. Его жители защищались, однако
вскоре   открыли  ворота  перед  неодолимыми  чужеземцами.  Брошенный  своим
властелином,  который  бежал,  Киев  принял  в день 14 сентября Болеслава, а
также  изгнанного  много  лет  назад  князя Святополка, который овладел всем
этим  краем,  используя страх перед своими. Когда вступали в город, тамошний
архиепископ   приветствовал  их  торжественно  реликвиями  святых,  а  также
другими  разнообразными  драгоценностями из храма святой Софии, сгоревшего в
прошлом  году  вследствие  несчастного  случая. Здесь присутствовали: мачеха
упомянутого  князя,  его  жена,  а также девять его сестер, одну из которых,
издавна  облюбованную,  этот  самый  развратник Болеслав захватил бесстыдно,
забывая  о  своей  брачной  жене.  Одновременно  подарено  ему  бесчисленное
количество   денег,   из   которых  огромную  часть  разделил  между  своими
сообщниками  и  любимцами,  определенную  же часть отправил на родину. Среди
подкреплений,  которые  были  у  упомянутого  князя,  насчитывалось  от  нас
триста,  от  венгров пятьсот, от печенегов, наконец, тысяча людей. Всех этих
людей  отослал  тамошний  властелин  домой, когда смог убедиться с радостью,
как  жители края тянутся к нему и свою верность ему выражают. В этом большом
городе,   который   является   столицей   государства,  насчитывается  свыше
четырехсот церквей и восемь рынков, количество жителей не поддается учету.
     Пускай  бог  всемогущий  будет  посредником  во  всех  делах  и  укажет
милостиво, что ему нравится, а нам пользу принести может".
     - Вы  узнаете,  профессор,  этот  текст,  нетва?  Это харатья Thietmari
Merseburgensis  Episcop  Chronicon  -  из  хроники  Титмара  Мерзебургского,
немецкого  епископа,  который  в тысяча восемнадцатом году был в вашем Киеве
вместе   с   польским  князем  Болеславом,  -  нетва?  Вы  не  назовете  его
завоевателем - нетва?
     - Нет,  мы называем Титмара очевидцем, - сказал спокойно Борис, - это -
один  из  старейших  очевидцев,  который  оставил  нам  описание  Киева  без
позднейших   исправлений,   дописок   и   выдумок,  как  это,  к  сожалению,
наблюдается в летописях и в исторических произведениях.
     - Прекрасно!  -  воскликнул,  вскакивая  со стула, Вассеркампф. - Вы не
отрицаете  ценности  и  важности работы мерзебургского епископа Титмара! Эта
книга  пережила  девятьсот  тридцать  семь  лет.  Сто  девяносто две харатьи
древнего  пергамента.  Не  один  листик,  а  сто  девяносто  два!  Это  была
собственность  Саксонской  библиотеки  в  Дрездене,  и эти сто девяносто два
листа  пергамента,  который  просуществовал  девятьсот  тридцать  семь  лет,
сгорели  в  мае  сорок пятого года вместе с Саксонской библиотекой, вместе с
Дрезденом,  в  результате,  как сказал бы сам Титмар, огромной бомбардировки
американской авиации. Нетва?
     - Вы  сообщаете  нам  об  этом таким тоном, - не удержался Борис, - как
будто   хотите  сказать,  что  мы  должны  благодарить  за  спасение  нашего
пергамента, хотя бы той одной страницы, которую я сейчас разыскиваю.
     - Возможно,  даже  так,  -  пожал  плечами Вассеркампф, - все возможно,
если  подумать.  Я  вам уже говорил о вашем художнике. Представьте себе: его
выкатили  из вагона, он превратился в обледенелую глыбу. Получилось так, что
американцы  круглосуточно  бомбили  город,  люди  вынуждены  были  сидеть  в
укрытиях,  а  на  станции  в  это время стоял эшелон с пленными. Был большой
мороз,  кое-кто  из пленных, имея не очень теплую одежду, страдал от холода,
хотя  и  известно,  что  русские  весьма  привычны к холоду, кое-кто и вовсе
замерз  насмерть.  Пришлось  высвобождать  от  них  вагоны,  для  этого было
мобилизовано  население,  то  есть  старики  и  женщины,  женщины выкатывали
замерзших  из  вагонов,  и  вот  у  одного замерзшего в камень одна немецкая
женщина  совершенно  случайно  увидела  уголок какой-то бумаги на груди. Она
расстегнула  на  мертвом  одежду,  достала  эту  бумагу и сразу узнала в ней
диплом  Флорентийской  академии  искусств,  потому что точно такой же диплом
имел  и  ее муж, которого взяли на Восточный фронт в саперные части и где он
погиб.  Женщина  прислонилась  ухом  к груди русского и услышала, что у него
еще  бьется  сердце.  Оно билось еле слышно, жизнь держалась, как говорится,
на  волоске  в  этом  теле,  но женщина решила спасти эту жизнь! Она украла,
буквально  украла замерзшего пленного, привезла к себе домой, возвратила его
к  жизни,  втайне  от  соседей прятала художника у себя в квартире до самого
конца войны. Потом он возвратился к себе домой.
     - Труднее  было  бы  сосчитать и рассказать о тех, кто не возвратился и
никогда не возвратится, - сказал Борис.
     - Мы  стараемся  возвратить все, - торжественно заявил Вассеркампф, - и
надеюсь,  что никому не даем оснований сомневаться в немецкой честности. Мог
бы  привести  вам  пример,  касающийся  исторических документов. Речь идет о
"Кодексе  Супраслиенсис",  проще  говоря  - Супрасльском кодексе, который до
войны   был   собственностью  Варшавской  государственной  библиотеки.  Герр
профессор слыхал об этом кодексе, нетва?
     - Это моя специальность, - подтвердил Отава.
     - И  герр  профессор  знает,  какую ценность представляет собой кодекс.
Десятое,   а   может,  и  девятое  столетие.  Писано  кириллицей,  возможно,
где-нибудь  в  Прикарпатье,  то  есть  на  территории  современной  Украины.
Двадцать  четыре  менаэум,  то  есть  житий  святых,  гомилии, приписываемые
Иоанну  Крестителю,  Епифанию Кипрскому и патриарху Фотию. Рукопись эта была
спасена  кем-то  из  наших  солдат во время пожара Варшавы в сорок четвертом
году,  в  противном случае ее постигла бы точно такая же участь, как хронику
Титмара.
     - И  чтобы  спасти  эту  рукопись,  пришлось  взорвать  всю  Варшаву! -
саркастически заметил Борис.
     Вассеркампф  сделал вид, что не заметил сарказма в тоне собеседника, он
был целиком увлечен своим рассказом.
     - Но  американцы,  занимая  наши  города,  к  сожалению, не всегда были
разборчивыми  в средствах, иногда они прибегали и к примитивнейшему грабежу,
так  Супрасльский  кодекс  очутился в США и недавно был представлен на одном
из  аукционов и был продан за большие деньги. Хорошо, что нашлись порядочные
люди  в  американской фирме, которая импортирует из Польши продовольственные
товары.   Они   выкупили  кодекс  и  подарили  польскому  народу.  Это  было
благородно - нетва?
     - А  все-таки,  герр  Вассеркампф,  -  сказал Валерий, молчавший до сих
пор, - когда мы поедем в Марбург? Спрашиваю вас совершенно официально.
     - Завтра,  -  торопливо  ответил  Вассеркампф, - надеюсь, что завтра мы