необычность  и  многообразность  внутренней части церкви, точно так же как и
наружной;    привыкший    к    расписыванию    обычного   храма,   где   все
сосредоточивается  в  серединном  нефе,  византиец плохо представлял теперь,
как  применить  канонические  картины  из  истории  Христа  к многочисленным
притворам,  к  переходам,  к  неестественной,  почти мистической подвижности
внутреннего  пространства  сооружаемой неистовыми зодчими киевской церкви; в
то  же  время  он  не  хотел  уступать хотя бы один лоскут свободного места,
опасаясь,  что непокорный Сивоок сразу же воспользуется этим для того, чтобы
нарисовать там что-нибудь языческое.
     - Церкви   нужны   смиренные,   -  бормотал  митрополит,  -  смиренные,
смиренные...
     - А   державе   еще   и   даровитые,  -  добавил  Ярослав,  наслаждаясь
растерянностью Феопемпта.
     - В  церкви  святой  Софии  в  Константинополе  есть  надпись,  которая
читается  одинаково  и  обычно  и  сзаду  наперед: "Нифон аномимата ми монан
офин"  -  "Омойте  не  только тело ваше, но омойтесь также от ваших грехов".
Такое кругообразие необходимо и в росписях на священные темы.
     - "Ясарак  усон  втееми  ясак",  - вдруг высунулся из-за художников шут
Бурмака,  с  нахальным  хохотом  прерывая  митрополита.  -  Звучит  вроде бы
по-ромейски,  а  если  наоборот  читать,  получается:  "Кася  имеет  в  носу
карася". Го-го!
     Князь  махнул  рукой,  приказывая  шуту  исчезнуть,  но торжественность
минуты  уже  была  испорчена,  митрополит застыл с раскрытым ртом, глаза его
заслезились,  теперь  он  особенно  был  похож  на  человека  в предсмертной
агонии.  "Одной  ногой стоит в могиле, а за свое держится крепко", - подумал
Ярослав.
     Наконец  Феопемпт  очнулся  от  оцепенения,  заговорил  снова. В храмах
византийских  богатство  мусий  гармонически  сочетается  с блеском мраморов
карийских, родосских, итальянских, без мрамора не обойтись и тут.
     - Мешкотно,  -  сказал князь, - в такую даль возить камень - мешкотно и
невыгодно.
     - Имею  весть,  что  уже  везут  для  храма  две  мраморные  колонны. -
Митрополит  самодовольно  задвигался  на  лавке. - Греческие купцы везут для
твоего  храма  белые  и  высокие  колонны, а еще - корст мраморный с узорами
македонскими.
     - Рановато  возжелали  укладывать  меня в корст, - хмыкнул Ярослав, - я
еще  не собираюсь переселяться к отцу небесному, должен пожить для его славы
и  могущества.  А  чтобы колонны твоих купцов ромейских зря не пропадали, мы
поставим  их  возле  храма,  -  так  оно  и будет. Внутри же обойдемся нашим
камнем и росписями.
     - Не  хватит  мусии  на  весь  храм  -  займем лишь средину, а по бокам
оставим так. - Митрополит жевал тонкими губами. - Будут голые стены.
     - Непривычен  наш  народ  к  голым стенам, - возразил Ярослав, - святое
место  не должно отпугивать. Святыня суть то, что людей объединяет, собирает
воедино. Как же мы соберем их голыми стенами?
     Князь  обращался  уже  не  к  митрополиту  - слова его направлены были,
кажется,  к  Сивооку,  молчаливому  и хмурому, еще и до сих пор потрясенному
неутешным  горем  от  гибели  Иссы.  Феопемпт  и  разгневался,  и  испугался
княжеского  невнимания,  он  тотчас же перехватил нить разговора, подозвал к
себе  Мищилу и двух антропосов, они развернули свитки на полу между князем и
митрополитом.  На  пергаментах были изображены украшения константинопольской
придворной  церкви  Феотокос  Фарос, той самой, что была освящена патриархом
Фотием  и  служила  образцом  для  нескольких  поколений художников, которые
должны были возвеличивать своим трудом бога.
     В  самой  верхней  части  подкупольного свода в большом кольце сверкало
разноцветной   мусией  изображение  Христа  Вседержителя,  или  Пантократора
по-гречески.  Правой  рукой Пантократор благословляет собранный внизу люд, а
в  левой  держит  закрытую  книгу  Нового  завета,  которую  откроет  в день
Страшного суда. "Небо служит мне троном, и земля - подножье для ног моих".
     Пантократора   подпирает   небесная  стража  из  четырех  архангелов  -
Гавриила,  Михаила,  Рафаила  и  Уриеля. Архангелы одеты в далматики, поверх
далматиков  -  золотые  лоры.  В  руках  у  архангелов  - сферы и лабары. На
лабарах трижды выписано слово "агеос", то есть святой.
     На  огромной  вогнутой  поверхности  конхи главной апсиды - изображение
Марии,  молящейся  за  род  людской.  Всеславная,  быстрая  на  помощь  всем
христианам.  Она  - превыше небес. В ней и мудрость, и защита, она словно бы
небесный  град,  из  которого  вышел  Христос  на  борение  и  смерть за род
людской,  она  - и церковь земная, она - все. А над нею Деисус: Мария и Иван
Предтеча обращаются к Христу с молитвой за всех сущих.
     Далее  идет  церковь  земная.  В  простенках  между  окнами  барабана -
апостолы,  в  парусах - сидячие евангелисты. Под Орантой - евхаристия. Шесть
апостолов  с  одной  стороны  и  шесть  с  другой направляются к престолу, к
дважды  представленному  Христу за причастием, Христу с двух сторон престола
прислуживают  два ангела с рипидами в руках. Христос один раз преподает хлеб
("се тело мое"), другой - чашу с вином ("се кровь моя").
     Иоанн  Дамаскин  утверждал,  что  вся церковь стоит на крови мучеников.
Поэтому  на  подпружных арках располагалось сорок медальонов с изображениями
сорока  севастийских  мучеников,  которые  погибли  в Севасте при императоре
Лицинии.   В  Цезарее  впоследствии  была  сооружена  церковь  в  их  честь,
император  Феодосий часть мощей великомучеников перенес в Константинополь, а
Василий  Первый  построил  для сохранения мощей храм. Уже один лишь перечень
имен  мучеников  весьма  обременителен:  Ангий,  Акакий,  Александр,  Аэтий,
Валерий,  Вивиан,  Гаий, Горгоний, Саномий, Екдикий, Иоанн, Ираклий, Кандид,
Ксандрий,  Лисимах,  Леонтий,  Мелитон, Приск, Сакердон, Севериан, Сисинний,
Смарагд, Феодул, Флавий, Худион, - и так вплоть до сорока!
     А  нужно  же  было  для  каждого  подобрать  цвет  туники и хламиды, по
возможности  позаботиться,  чтобы  усатый  сердитый  Аэтий  не  был похож на
удивленного   юного   Екдикия,  а  седоглавого  Ангия  чтобы  не  спутать  с
довольно-таки  глуповатым  Северианом, добродушный же старенький Иоанн, имея
точно  такую  же  заостренную  бороду, как и Худион, не должен был повторять
выражением своего лица жестокость и презрительность Худиона.
     Нижний  пояс  апсиды  отводился  под  святительский  чин:  отцы  церкви
Григорий  Богослов,  Иоанн  Златоуст, Григорий Нисский, Григорий Чудотворец,
великомученики  архидиаконы  Стефан  и  Лаврентий,  святой  Епифаний  и папа
Климент,  как  первый  христианский  покровитель Киева, мощи которого привез
сюда из Корсуня еще князь Владимир.
     И,  наконец,  последняя  большая  мозаика  -  благовещение  на  столбах
триумфальной  арки,  ведущей  в  алтарь.  Фигуры  архангела Гавриила в белом
одеянии  и  Марии-богородицы.  Гавриил  прибывает  к Марии с благой вестью о
грядущем  рождении  Христа.  В  руках у него - красный жезл, символ путника.