засмеялся Мина. - Басурман  или  отуречившийся?  Поймали  тебя  или  сам
прибежал? Да только все равно, раз ты здесь. Ну, так  вот.  Казаки  наши
воюют с басурманами не только на суше, но и на  море.  На  море  не  все
идут, а только отважные и способные  переносить  его  запах.  На  лодках
выходят в  море,  идут  вдоль  берега  вправо  аж  до  турецких  околиц,
добираются и до Царьграда. Если вдруг постречаются турецкие галеры,  они
считают лучше погибнуть, чем бесстыдно  бежать  или  сдаться,  потому-то
часто и побеждают, попав даже в трудное положение. Лодки у  нас  хоть  и
небольшие, на двадцать или на тридцать человек,  но  чтобы  их  сделать,
необходимо какое-то время, так  вот,  пока  долбят,  бывало,  казаки  на
Томаковском острове или на Чертомлыкском, крымчаки уже пронюхают и возле
Кызы-Кермена выставят стражу и на берегах, и  на  воде,  ибо  Днепр  там
перегорожен железными цепями, привезенными из Стамбула, и  держатся  эти
цепи на поплавках; когда ждут казаков, тогда на поплавках еще  и  стража
усаживается. Ну, так мы как? Строгаем свои тяжары где-нибудь вот  здесь,
а потом собираемся на  том  осторове,  где  ваши  люди  остановились,  и
назовем его Становым, а уже этот ваш, где стоите, можем теперь назвать и
Московским, почему бы не назвать? От Станового и начинаем плыть.  И  мои
хлопцы-перевозчики проводят, как уже сказано, через пороги. Никто  этого
не умеет, кроме них, и каждый раз ждут здесь от казака либо жизни,  либо
смерти. Можно было бы двинуться и по суше, особенно тем, кто страх имеет
перед водой, так трудно  и  довольно  долго,  но  тогда  крымчаки  могут
увидеть, и тогда вряд ли проберешься к морю тайком. Кроме того,  хочется
казаку с судьбой поиграть еще до встречи с турком.
   - И сколько же здесь порогов? - спросил дьяк.
   - Самих порогов девять да еще заборы,  гряды  да  камни,  водовороты,
бучки  и просто шипы, есть еще  щетки   и поды ,  есть  упады  , отмети ,
пропасти, ну да это не при всякой воде. Ныне  вода  большая  на  порогах
обретается, и еще она  будет  прибывать  понемногу  до  святого  иерарха
Христова Николая, а после праздника святого Николая через неделю  начнет
уже спадать скорее, чем прибывала. У нас как молвится: хочешь жить -  не
напейся.
   - А как же вы переправляете? - поинтересовался дьяк. - С  людьми  или
порожняком?
   - Люди идут по берегу, а уже со стругами только мы. Кто и  на  судне,
другие удерживают его на косяках - на  тонких  длинных  канатах,  другие
спускаются в воду, поднимают  судно  над  острыми  камнями  и  осторожно
спускают его на чистое. Да уж сами увидите. Как вот у  нас  поется:  "Та
гиля, гиля, сiрi гуси, до води, та дожилися  нашi  хлопцi  до  бiди.  Та
гиля, гиля сiрi гуси, не лiтать, доживуться козаченьки  ще  й  не  так".
Мы-то своих лодок переправляем сколько? Ну,  десять  от  силы.  А  чтобы
целую сотню да еще таких тяжелых, такого не бывало. А попробовать  надо.
Страху нагоним на самого султана,  если  управимся.  Вот  посмотрите  на
пороги, сами увидите.
   Уже первый порог, к  которому  подошли  назавтра,  перегораживал  все
течение Днепра  каменным  выщербленным  гребнем,  черные  мрачные  зубцы
торчали над водой, потемневшая вода с диким бешенством бросалась на  эти
зубцы, клокотала и ревела, образовывала водовороты, в неистовых  скачках
мчалась вниз, так, будто хотела пробить каменное дно, провалиться на тот
свет.
   Дьяк молча перекрестился. Гасан только свистнул. Даже в  его  богатой
приключениями янычарской жизни не случалось такого.
   - Это еще и не порог, -  утешил  их  Мина,  -  тут  ширь,  есть  куда
броситься, обойти. А есть и пострашнее, Вовниг,  скажем,  -  так  там  с
водой порог такое творит, что вода становится  похожей  на  взъерошенную
шерсть. Над всеми же Дед стоит, или Ненасытец, вот это уж  всем  порогам
порог. И когда его  перейдешь,  то  и  перекрестишься.  Мы  там  и  кашу
последнюю варим на острове. Сколько бы ни осталось припаса, все  бросаем
в котел. Так и остров называем Кашеварница. А плыть вот отсюда начинаем.
До Каменки-реки прошел, балка Трояны остается слева, ниже  опять  камень
Горбатый, потому что у нас все имеет название. Кто погиб, того и камень.
Разбился казак на камне - вот уже и называется он Родич. Потайной так  и
называется Потайной. С горбом - Горбатый.  Жеребец  -  как  поймает,  то
ожеребишься на нем, хотя ты и не кобыла. Вот хотя бы и Каменецкий порог.
Тут и речка Каменка, и остров Каменистый.  Оно  словно  бы  оттого,  что
много камней. А почему? Вокруг песок, а здесь камень. А  было,  говорят,
так. Поймали татары казака-переправщика, да и заставили  переправить  их
через порог ночью, чтобы казаки не видели. Казак повел  лодку  прямо  на
порог, врагов потопил и сам утонул. А Днепр  повернул  течение  и  вынес
шапку казака к ногам его дивчины, которая его  ждала.  Дивчина  от  горя
окаменела. Вот потому и назвали одинаково и речку  и  остров.  А  сестра
казака, залившись слезами, стала речкой Самарой. И  так  бывает.  Ну,  а
после Горбатого попадем на Кучерову яму, а после направляем лодки, чтобы
по ходу шли. Дальше вдоль степи, привал  перед  Сурским  порогом.  Потом
Сурский порог. При малой воде нужно идти в заход - это небольшой  порог,
такой, как забора. Ну, теперь вода большая, пойдем прямо. После Сурского
Лоханский  порог.  Когда  от  степи  отплываешь,  накрываешь   Бабаёшный
водоворот, там на бабайках, по-вашему весла, поработать придется. Дальше
- упад от Буцева камня.  А  сбоку,  из-под  Лоханского  порога,  ход  на
Кулики. Под Богатырем привал снова. Есть легенда такая. Наш силач бросил
камень, а татарский недобросил. Вот и Богатырь этот камень. В  Звонецкий
идем в порог, в канаву  не  ходим.  Как  доплывем  до  Кизлева  острова,
привалим. Если вода спокойная, пускаем какой-нибудь  предмет  -  кошелку
или кусок дерева. Куда поплывет, туда в  пороги  идти,  потому  что  так
показывает течение воды.
   До ровной воды шли так трудно и долго, что Гасану казалось -  никогда
не дойдут, навеки  зацепятся  на  этих  каменных  щетках,  преграждавших
Днепр, будто наваждение нечистой силы.
   Но человек забывает опасность, как только оставляет ее  позади.  Дьяк
Ржевский, увидев неприступные скалы Хортицы, пожелал остановиться там  и
начать закладку крепости для  царя  московскокого,  потому  как  лучшего
места не найдешь во всей земле. Гасан несколько раз напоминал дьяку, что
они должны идти дальше, ибо о  крепости  речи  не  было,  недвусмысленно
напоминали о дальнейшем походе и казацкие атаманы Млинский  и  Еськович,
которые повели своих казаков самовольно, подбодренные и силой Ржевского,
и главное же - его смелыми намерениями.
   - Пока басурманы не пронюхали  ничего,  надобно  на  них  ударить!  -
настаивал Мина-Млинский.
   Еськович молча крутил ус, но стоял всегда за спиной  Млинского,  так,
будто подпирал его слова силой и молчанием.  Наконец  дьяк  велел  плыть