время приема шах-заде Селима. Ведь он провозглашен наследником трона. И,
говорят, ныне пребывает в Стамбуле. При дворах  европейских  властелинов
принцы...
   - Шах-заде Селим занят  государственными  делами,  -  быстро  сказала
Роксолана. - Так же, как и шах-заде Баязид. Государство требует...
   Не могла подыскать подходящего слова, удивляясь своей  беспомощности,
украдкой взглянула на посла - заметил ли он ее растерянность?  Вряд  ли.
Был слишком молодым и неопытным, к тому же никак не  мог  поверить,  что
разговаривает с самой султаншей.
   - Ваше величество, простите за дерзость, но должен вам сказать, что я
не верю... не могу поверить, что у вас взрослые  сыновья.  Мне  кажется,
будто я старше вас. Вы такая молодая. Тайна Востока?
   - А что такое  старость?  Может,  ее  и  вовсе  нет,  а  есть  только
изношенность души. У одних  души  изношены  уже  смолоду,  у  других  не
тронуты до преклонных лет. Что же касается  моих  сыновей...  Мой  самый
старший, Мехмед, был бы ныне таким, как вы... А Селим всего лишь на  год
моложе.
   - Но это уже зрелый мужчина!
   - Да, зрелый.
   Могла бы еще сказать: перезрелый. И не только для трона - для  жизни.
Почему султан избрал его наследником? Потому, что  был  старше  Баязида?
Или потому,  что  внешне  поразительно  похож  на  нее?  Хотя  ничто  не
объединяло его с матерью, кроме рождения. Равнодушный ко всему на свете,
кроме пьянства и разврата, с тупым, обрюзгшим  лицом,  этот  рыжебородый
мужчина не вызывал у нее ничего, кроме  страха  и  отвращения.  Из  всех
известных ей зол  только  ненависть  была  хуже  равнодушия,  но  Селим,
кажется, никогда не сумел бы различить этих чувств, разве что  догадался
бы позвать своего верного Мехмеда Соколлу и сказать: "А посмотри-ка, что
там такое?" Если его дед Султан Явуз  сам  срезал  драгоценные  камни  с
тюрбанов убитых врагов, а султан  Сулейман  хотя  бы  смотрел,  как  это
делают для него янычары,  то  Селим  разве  что  удосужился  бы  послать
кого-нибудь и сказать: "Пойди-ка, принеси  сюда  вон  то".  А  сам  даже
пальцем бы не пошевельнул.
   О том, как он начал пить, была даже байка. Роксолана  и  сама  готова
была поверить в эту побасенку, ибо откуда же нашло на него  все  это?  А
рассказывали так. Дескать, еще будучи  подростком,  прогуливался  он  по
столице со своей свитой и на одной из улиц  встретил  молодого  османца,
который повел себя очень дерзко.
   - Ты знаешь, что я шах-заде? - закричал Селим.
   - А ты знаешь, что я Бери  Мустафа? -  не  испугался  тот.  -  Если
хочешь продать  Стамбул,  я  куплю.  Тогда  ты  станешь  Мустафой,  а  я
шах-заде.
   - Да за что же ты, несчастный, купишь Стамбул?
   - За что? А тебе какое дело? А  много  будешь  разглагольствовать,  я
куплю и тебя, ибо кто ты, как не сын рабыни, то есть раб, а раб - это не
человек, а просто вещь, которую следует продавать на торгах.
   Пьяного заперли  в  зиндан,  а  наутро  поставили  перед  разъяренным
Селимом. И тот затопал ногами на Бери Мустафу.
   - Как посмел ты, сын шайтана и свиньи!..
   - О сын всемогущего властелина, - упал на колени Бери Мустафа, - если
бы ты вчера был в таком состоянии, в каком находился я, ты отдал  бы  за
это господство над всем миром.
   Селим отведал и оставил возле себя Бери Мустафу, чтобы  пить  вдвоем.
Сменил  ему  имя,  а  с  течением  времени  окружил  себя  еще  большими
бездельниками и прожигал время в гульбищах, в попойках,  в  поездках  на
охоту,  пропадал  в  своем  гареме,  не  заботился  ни  о   чем,   кроме
удовольствий.  Попадая  на  торжества  к  султану,  Селим  либо  говорил
глупости, либо бормотал что-то на охотничьем жаргоне. Ел как обжора.  На
охоте бежал впереди собак. Провозглашенный  наследником  трона,  устроил
ученый спор с улемами и швырял сапогом в лицо тому, кто пытался с ним не
соглашаться.  Более  всего  любил   состязания   всадников   на   ослах,
победителям вручал золотой прут. Ни о чем не  заботился,  ни  о  чем  не
думал, во всем полагался на Мехмеда Соколлу, который к своей  врожденной
ловкости старательно и упорно прибавлял учение всюду, где только был,  и
с годами вырос в царедворца, воина и государственного мужа, который  мог
бы  ублажить  самого  требовательного  властелина,  а  не  только  этого
равнодушного, отупевшего от власти и богатства наследника трона.
   Может, все изменилось бы к лучшему,  если  бы  удалось  убрать  этого
зловещего  Соколлу,  но  он  словно  бы  владел  звериным  предчувствием
опасности и каждый раз ускользал от западни, которую готовили для  него.
Спасся даже во время заговора Роксоланы. Ахмед-паша послал  тогда  своих
людей, чтобы привели Соколлу к нему и по дороге убили  за  непослушание,
ибо напрасно было надеяться, чтобы тот шел к садразаму  как  овечка.  Но
Соколлу в столице не нашли. Вместе с шах-заде Селимом он  отправился  на
ловы неизвестно куда. Поехал на охоту в то  время,  когда  султан  лежал
почти мертв! На это  способен  был  только  Селим,  а  Соколлу  даже  не
попытался отговорить его. Как бы там  ни  было,  но  случилось.  Соколлу
уцелел, а султан, узнав о поступке Селима,  похвалил  сына  за  то,  что
своевременно  бежал  от  заговорщиков,  чтобы   не   встревать   в   это
богопротивное дело, и с тех пор  еще  более  настойчиво  выказывал  свое
расположение к  нему,  не  замечая  развращенности  и  растления  своего
наследника.
   Роксолане казалось, что только  душа  Баязида,  единственного  из  ее
сыновей,  не  поддавалась  растлению  ни  властью,  ни   страстями,   ни
наслаждениями, ни жадностью. Почему же не замечал и не мог понять  этого
султан?
   Даже  теперь,  когда  над  империей  нависла  угроза  от  бунтовщика,
провозгласившего себя султанским сыном Мустафой, и когда  именно  Баязид
кинулся спасать трон, а Селим продолжал пьянствовать в летнем дворце  на
Босфоре, Сулейман не изменил своего отношения к сыновьям.
   Старая хазнедар-уста как-то сказала султанше, что для гарема  куплена
у адмирала Пияли-паши молодая невольница.
   - Разве я не велела не покупать людей!  -  сурово  взглянула  на  нее
Роксолана.
   - Мы просили Пияли-пашу, чтобы он подарил  девушку,  но  капудан-паша
уперся. Привез ее только для гарема его  величества,  но  непременно  за
золото, ибо то, что куплено, всегда ценится выше, девушка же стоит  того
- она одарена неземной красотой.
   - Ты смеешь говорить это мне?
   Роксолана никогда не кичилась своей красотой, никогда  не  принуждала