которого ничто не могло  бы  смягчить  и  которому  его  наследственное  имя
доставляло привязанность всего саксонского народа; беспокойный  же  дух  его
сделал его кумиром датчан восточной  Англии.  Сделавшись,  по  смерти  отца,
графом  Мерции,  Альгар  воспользовался  этим  приращением   власти,   чтобы
возбудить мятеж. Он, как и в первый раз, был осужден к  изгнанию  и  вступил
вновь в союз с беспокойным Гриффитом. Весь Валлис восстал; неприятели заняли
марки и опустошали их. В эту критическую  минуту  умер  Рольф,  слабый  граф
гирфордский, а бывшие под его начальством норманны и наемники  взбунтовались
против новых вождей; флот норвежских викингов стал грабить западные  берега,
вступил в устье Меная и  присоединился  к  флоту  Гриффита.  Англосаксонское
государство стало на край погибели, но  Эдуард  созвал  общее  ополчение,  и
Гарольд с королевскими полками вышел против мятежников.
     Гибельны были валлийские ущелья; в них были перебиты  почти  все  воины
Рольфа. По словам старожилов, саксонские полки  никогда  еще  не  одерживали
победы в кимрских горах, и никогда еще саксонский флот не мог  справиться  с
флотом грозных норвежских викингов. Первая неудача  Гарольда  могла  сгубить
все дело.


ГЛАВА VI

     В один жаркий августовский день по  живописной  местности  марок  ехало
двое всадников. Младший из них, очевидно, был норманном, что доказывали  его
коротко остриженные волосы, маленький бархатный  берет  и  красивая  одежда.
Золотые шпоры обличали в нем рыцаря. За ним следовал его оруженосец, ведя за
повод великолепного боевого коня, и  тихо  плелись  три  тяжело  нагруженных
лошака, сопровождаемых тремя же крепостными. На этих несчастных лошаках  был
навален не только целый арсенал, но и громадное количество вин, провианта  и
даже всевозможные платья. Все это принадлежало  молодому  рыцарю.  Арьергард
составлял небольшой отряд легковооруженных ратников.
     В спутнике же рыцаря при первом взгляде можно  было  узнать,  коренного
саксонца. Его короткое, четырехугольное  лицо,  составлявшее  весьма  резкую
противоположность с красивым, благородным профилем рыцаря,  было  наполовину
покрыто громадными усами и невероятно густой бородой.  Кожаная  туника  его,
ниспадавшая до колен, стягивалась в талии широким ремнем, а сверх этого  был
надет плащ без рукавов, прикрепленный к правому плечу большой пуговицей.  На
голове красовалось что-то вроде тюрбана. К довершению его  портрета  скажем,
что открытая грудь его  вся  была  испещрена  девизами,  а  некрасивое  лицо
свидетельствовало, что он тоже не лишен некоторой гордости  и  своеобразного
ума.
     - Сексвольф, милый друг, - начал рыцарь,  обращаясь  к  саксонцу,  -  я
прошу тебя смотреть на нас с меньшим пренебрежением, потому что  норманны  и
саксонцы происходят от одного и того же корня, и наши предки говорили  одним
языком.
     - Может быть, - ответил саксонец угрюмо. -  Язык  датчан  тоже  немного
отличается от нашего, но это не мешало же им жечь наши дома и резать нас как
кур.
     - Ну, что поминать о такой старине! - заметил рыцарь.  -  Ты,  впрочем,
очень кстати сравнил норманнов с датчанами... Видишь ли: последние сделались
очень мирными английскими  подданными,  так  что  вскоре  уже  трудно  будет
отличить их от саксонцев.
     - Не лучше ли оставить этот бесполезный разговор?  -  сказал  саксонец,
инстинктивно чувствовавший, что ему не переспорить ученого рыцаря, но вместе
с тем понимавший, что норманн недаром заговорил с ним таким дружеским тоном.
- Я никогда не поверю, мессир Малье или Гравель, что ли, не взыщи, если я не
так величаю тебя, - я ни за что  не  поверю,  чтобы  саксонцы  с  норманнами
когда-либо искренне полюбили друг друга... А вот и жилище жрецов, в  котором
ты желал остановиться.
     Саксонец указал на низкое, грубое, деревянное здание, стоявшее на самом
краю болота, кишащего улитками и разного рода гадами.
     - Хотелось бы, друг Сексвольф, чтобы  ты  видел  норманнские  храмы,  -
ответил Малье де-Гравиль, презрительно пожав плечами,  -  они  выстроены  из
камня и красуются в  самых  прелестных  местностях!  Наша  графиня  Матильда
понимает  толк  в  архитектуре  и  выписывает  техников  из  Ломбардии,  где
обретаются самые лучшие зодчие.
     - Ну, уж прошу тебя не рассказывать это королю  Эдуарду!  -  воскликнул
саксонец тревожно. - А то он, чего  доброго,  захочет  подражать  норманнам,
между тем как в казне и то уж почти пусто, - скоро хоть шаром покати.
     Норманн набожно перекрестился, как будто  Сексвольф  произнес  хулу  на
Бога.
     - Ты, однако, не очень то уважаешь  монастыри,  достойный  саксонец,  -
заметил он наконец.
     - Я воспитан в труде и терпеть не  могу  тунеядцев,  которые  поглощают
заработанное мной, -  пробурчал  Сексвольф.  -  Разве  тебе,  мессир  Малье,
неизвестно, что одна треть всех земель Англии принадлежит друидам?
     - Гм! - промычал норманн, который несмотря  на  все  свое  благочестие,
прекрасно умел пользоваться грубой откровенностью  своего  спутника.  -  Мне
кажется, что и ты имеешь причины быть не совсем  довольным  в  этой  веселой
Англии, мой друг!
     - Да, и я не скрываю этого...  Главное  различие  между  тобой  и  мной
состоит именно в том, что я смело могу высказать свои мнения, между тем  как
ты за откровенность в своей Нормандии можешь поплатиться жизнью.
     - Ну, уж замолчи лучше! -  воскликнул  Малье  де-Гравиль  презрительно,
причем глаза его засверкали гневом. - Каким  бы  строгим  судьей  и  славным
полководцем ни был герцог Вильгельм, но все-таки его бароны и рыцари никогда
не унижаются перед ним и не любят держать язык за зубами.
     - Может быть, - ответил саксонец. - Но это только таны... Ну, а  мещане
и сеорлы? Что скажешь о них, могут ли и они высказывать свое  неудовольствие
и открыто заявлять, что они думают о тане и начальниках, как мы это делаем?
     Норманн чуть было не ответил отрицательно,  но,  к  счастью,  опомнился
вовремя и произнес снисходительно:
     - Каждое сословие имеет свои обычаи, дорогой Сексвольф, а если б герцог
Вильгельм сделался королем английским, то тоже не стал бы стеснять сеорлей.
     - Что-о-о? - крикнул Сексвольф, покраснев до ушей. - Герцог Вильгельм -
король английский?.. Что ты за чушь болтаешь, мессир Малье?..  Да  может  ли
когда норманн сделаться королем английским?
     - Да я просто сказал это в виде примера,  -  ответил  рыцарь,  стараясь
сдержать душивший его гнев. - Ну, а почему  же  эта  мысль  показалась  тебе
такой оскорбительной? Твой король бездетен, Вильгельм же родственник  ему  и
любим им как брат; если бы Эдуард передал ему престол...