старшего брата и безмолвно припал к  нему  на  плечо  головой.  Желая  знать
причину неподвижности брата, он заглянул  ему  в  лицо:  по  нему  струились
слезы.
     - Утешься, бедный брат, - проговорил он нежно. - Отец наш жил для славы
и видел все свои желания исполненными.  Посмотри,  как  спокойно  его  лицо,
Гарольд!
     Гурт взял Гарольда за руку и повел как ребенка прямо к  одру  умершего.
Взгляд Гарольда нечаянно упал на ящик, принесенный  его  матери  Хильдой,  и
какая-то странная, нервная дрожь пробежала внезапно по всему его телу.
     - Сегодня, как мне помнится, идет шестой день уже от поездки в Виндзор?
- обратился он к Гурту.
     - Да, шестой, это верно.
     Не медля ни минуты, Гарольд открыл сундук: в нем  были  белый  саван  и
какая-то рукопись. Он развернул ее; в ней заключалось следующее:
     "Слава Гарольду, сыну Годвина Великого и  Гиты,  урожденной  принцессы!
Послушавшись Хильды, ты теперь узнал, что глаза ее проникают в  таинственную
завесу будущего. Склонись же перед ней и не  доверяйся  мудрости,  способной
уразуметь только обыденные вещи. Подобно храбрости воина и пению менестреля,
мудрость пророчицы не от мира сего: она изменяет течение  дел  и  превращает
воздух в материю. Преклонись же перед Хильдой. Из могилы вырастают  цветы  и
из горя проистекает радость".


ГЛАВА VI

     Приемная дома Годвина была полна посетителями, пришедшими справиться  о
здоровье старого графа.  Гурт  вышел  к  ним  и  пригласил  их  взглянуть  в
последний раз на героя, который  твердой  рукой  восстановил  на  саксонском
престоле род Сердика. Гарольд стоял безмолвно у изголовья  покойника:  много
пришлось ему в этот день видеть слез и слышать вздохов,  посвященных  памяти
его усопшего отца. Многие из  танов,  вполовину  верившие,  что  Годвин  был
убийцей Альфреда, шептали друг другу
     - Кто умирает с такой улыбкой, не может быть виновен в убийстве.
     Дольше всех у  трупа  остался  граф  Мерции  Леофрик.  Когда  остальные
удалились, он схватил бледную руку усопшего и проговорил:
     - Старый враг, мы постоянно соперничали с тобой: и в Витане, и на  поле
брани; но мало есть друзей у Леофрика, которых он оплакивал бы так искренне,
как тебя! Англия снисходительно будет судить твои грехи, как бы  велики  они
ни были, потому что сердце твое билось только  для  Англии,  и  голова  твоя
заботилась только о ее благосостоянии.
     Гарольд приблизился  к  Леофрику,  обнял  его  и  прижал  к  себе.  Это
растрогало доброго старика: он положил свои дрожащие руки на голову Гарольда
и благословил его.
     - Гарольд, - сказал он, - ты наследник славы и могущества  отца;  пусть
же его враги будут твоими  друзьями.  Победи  свое  горе,  -  этого  требуют
отечество, честь твоего дома и память покойного.  Я  знаю,  что  многие  уже
строят козни против тебя и твоего рода;  ходатайствуй  у  короля,  чтобы  он
признал твои права на графство умершего отца; я поддержу тебя перед Витаном.
     Молодой человек с чувством стал жать руку Леофрику и сказал, поднося ее
к губам:
     - Пусть наши дома пребывают в мире отныне и навеки!
     Самонадеянный Тостиг сильно ошибался, предполагая, что некоторая  часть
партии Годвина согласится отдать ему преимущество перед Гарольдом. Не меньше
ошибались  и  жрецы,  воображавшие,  что  со  смертью  Годвина   прекратится
могущество его дома. Не один Витан был расположен  в  пользу  Гарольда;  вся
Англия сознавала, что Гарольд - единственный человек, которому  смело  может
ввериться государство. Сам король не  относился  к  Гарольду  враждебно,  а,
напротив, чрезвычайно ценил и уважал его.
     Вскоре Гарольд был провозглашен  графом  эссекским  и  немедленно  стал
выбирать человека, которому мог бы передать свое  прежнее  графство.  Одолев
свою ненависть к Альгару, он решился избрать его на свое место; несмотря  на
большие недостатки Альгара, он  все-таки  был  самым  подходящим  преемником
Гарольда.  К  тому  же  избрание  его  избавило  государство  от   громадной
опасности, так как он в пылу  гнева  соединился  было  с  королем  Гриффитом
валлийским, самым грозным врагом Англии.
     По наружности  дом  Леофрика,  владевший  теперь  сильнейшими  уделами,
Мерцией и страной Восточных Англов, стал важнее дома Годвина; потому  что  в
последнем только Гарольд владел значительным графством, братья  же  Гарольда
получили прежние небольшие графства;  но  не  имей  даже  графства,  Гарольд
все-таки был бы первым в Англии по своему уму и характеру. Он  сам  по  себе
был настолько велик, что не нуждался ни в каком пьедестале.
     Наследник  основателя  дома  всегда  получает  в  глазах  света  больше
значения, чем предшественник его,  если  только  он  сумеет  поддержать  это
значение и пользоваться им. Продолжая начатое  прежде  его,  он  не  рискует
ежеминутно наталкиваться на врагов или подвергнуться несправедливым упрекам.
Так и Гарольд был избавлен от всех врагов, стоявших на пути отца, и не  имел
на своем имени ни малейшего пятна. Даже Тостиг должен был вскоре  сознаться,
что Гарольд имеет перед ним громадное преимущество, и уступить  ему  дорогу.
Он убедился, что  все  могущество  дома  Годвина  сосредоточивалось  лишь  в
Гарольде  и  что  без  помощи  его  ему,  Тостигу,   никогда   не   придется
удовлетворить свое честолюбие.
     - Отправляйся в свое графство, - сказал ему Гарольд, - и не сетуй,  что
Альгара предпочли тебе. Подумай, что было бы очень неприлично,  если  бы  мы
забрали в наши руки все владения в Англии. Старайся всеми  силами  заслужить
любовь твоих вассалов.  В  качестве  сына  Годвина  ты  со  временем  можешь
добиться многого, если только будешь поступать разумно и  умеренно.  Надейся
на  Гарольда,  но  и  на  себя  уповай:  тебе  недостает  лишь  терпения   и
настойчивости, чтобы быть равным первому графу Англии. Перед трупом  отца  я
дружески обнял его врага; так не  отдадим  ли  мы  его  памяти  лучшую  дань
уважения, если и мы с тобой будем любить друг друга?
     - Я не подам больше  повода  к  вражде,  -  ответил  Тостиг  покорно  и
спокойно уехал в свое графство.


ГЛАВА VII

     Хильда стояла на холме, любуясь прекрасным заходом солнца. Невдалеке от
нее сидела Юдифь и  лениво  выводила  по  воздуху  какие-то  знаки.  Молодая
девушка сделалась еще  бледнее  с  тех  пор,  как  видела  в  последний  раз
Гарольда, а во взгляде ее выражались та же апатия и безысходная грусть.