благам? И к мечтам о любви?
     - Вовсе нет, - отвечала уклончиво Юдифь, - но я дала уж слово  не  быть
никогда жрицей.
     - Ты дала его Хильде?
     - Хильда, - отвечала ей с живостью Юдифь, - не дозволит мне  этого!  Ты
знаешь ее твердость и ненависть...
     - К законам  нашей  веры?  Да,  это-то  заставило  меня  приложить  все
старания, чтобы оградить тебя от  этого  влияния...  Но  ты  дала,  конечно,
обещание Хильде?
     Юдифь не отвечала.
     - Кому ж ты обещала: женщине или мужчине? - пристала королева.
     Но прежде, чем Юдифь успела ей ответить, дверь прихожей  отворилась:  в
нее вошел Гарольд. Быстрым спокойным взглядом окинул он двух женщин, и Юдифь
вскочила с места; прекрасные глаза ее засверкали от радости.
     - Добрый день, сестра! - сказал граф королеве. - Я пришел к тебе в роли
непрошеного гостя! Нищие и друиды не дают тебе времени беседовать с братом.
     - Это упрек, Гарольд?
     -  Нет!  -  ответил  он  дружески,  посмотрев  на  сестру   с   видимым
состраданием. - Ты одна только искренна посреди лицемеров, окружающих  трон,
но ты и я расходимся в способах поклонения Создателю вселенной:  я  чту  его
по-своему!
     - По-своему, Гарольд? -  спросила  королева,  качая  головой,  голосом,
отзывавшимся гордостью и нежностью.
     - Да, как я научился от тебя же, Юдифь, когда я стал благоговеть  перед
делами греков и доблестных римлян и решил в душе поступать, как они.
     - Правда, правда! - созналась печально королева. -  Я  совратила  душу,
которая, быть может, нашла бы себе иные предметы подражания...  Не  улыбайся
так недоверчиво, брат; поверь мне, что в житии убогого и  смиренного  нищего
кроется больше мужества, чем в победах Цезаря и поражении Брута!
     - Все это может быть, -  ответил  ей  Гарольд,  -  но  из  одного  дуба
вытачивается и дротик и костыль, и руки, недостойные владеть первым из  них,
владеют другим. Каждому предназначен его жизненный путь, и мой  -  давно  уж
избран... Но довольно об этом! Сообщи мне,  сестра,  о  чем  ты  говорила  с
прекрасной Юдифью, что она так  бледна  и,  видимо,  встревожена?  Берегись,
сестра, превращать ее в жрицу! Если жрицу Альгиву отдали бы за Свена, он  не
скитался бы теперь, всеми отвергнутый, на далекой чужбине.
     - Гарольд, Гарольд! - воскликнула королева, пораженная его выходкой.
     - Но, - продолжал граф голосом,  звучавшим  красноречием  взволнованной
души, - мы не рвем свежих листьев для своих очагов,  а  жжем  в  них  сухие.
Незачем губить юность; пусть она мирно слушает  звонкое  пение  птичек.  Пар
исходит от сочной зеленеющей ветки,  брошенной  в  огонь;  жгучие  сожаления
овладевают сердцем, отрезанным от мира в полном расцвете молодости.
     Королева ходила в  волнении  по  комнате.  Через  некоторое  время  она
указала Юдифи на молельню и проговорила с принужденным спокойствием:
     - Поди туда  и  стань  смиренно  на  колени;  умоли  Водена,  чтобы  он
просветил твой  рассудок  и  дал  тебе  спокойствие...  Я  хочу  на  свободе
поговорить с Гарольдом.
     Юдифь вошла в молельню. Королева смотрела с нежной лаской  на  девушку,
склонявшую свою головку для усердной молитвы. Притворив  плотно  дверь,  она
подошла к брату и спросила его тихим, но ясным голосом:
     - Ты любишь эту девочку?
     - Сестра, - ответил ей задумчиво Гарольд, - я  люблю  ее,  как  мужчина
способен любить женщину, то есть больше  себя,  но  меньше  тех  целей,  для
которых дана нам наша земная жизнь!
     -  О,  свет,  ничтожный  свет!  -  воскликнула   королева   в   сильном
негодовании. - Ты вечно жаждешь  счастья,  но  при  первом  внушении  твоего
честолюбия попираешь ногами дарованное счастье!.. Вы говорили  мне,  что  я,
ради величия и могущества вашего, должна  быть  женой  короля  Эдуарда...  и
обрекли меня жить вечно с человеком, который ненавидит меня от всей души...
     Королева замолкла и затем продолжала совершенно спокойно, как  будто  в
ней соединялись два резко противоположных друг другу существа:
     - Я уже получила награду за покорность. Конечно, не от мира. Так и  ты,
Гарольд, сын Годвина, любишь эту девушку, и она тебя любит; вы могли бы быть
счастливы, если бы счастье было возможно на земле; но, хотя Юдифь и высокого
рода, у нее нет обширных и богатых поместий, нет родни, чтобы  пополнить  ею
твои дружины!.. Она не может быть ступенью  к  достижению  твоих  тщеславных
планов, и потому ты любишь  ее  только  так,  как  мужчина  способен  любить
женщину - менее своих целей!
     - Сестра, - ответил граф, - ты говоришь так же, как говорила со мной  в
былые годы, как женщина с душой, а не кукла, покрытая власяницей жрицы. Если
ты будешь поддерживать меня, я женюсь на Юдифи, я отгорожу  ее  от  суеверий
Хильды и от могилы, в которую ее сведут живой!
     - Но отец наш... отец... с его железной волей?
     - Я не боюсь отца, а только - твоих друидов. Ты разве забыла, что Юдифь
и я состоим в отдаленном родстве, при котором брак запрещается церковью?
     - Да, правда, - отвечала с испугом королева. -  Прочь  же  и  мысль  об
этом! Заклинаю тебя: вытесни эту мысль поскорее из сердца!..
     Королева поцеловала его ласково в лоб.
     - Опять исчезла женщина и  появилась  кукла!  -  проговорил  Гарольд  с
глубокой досадой. - Ничего не поделаешь, я покоряюсь судьбе...  Но  наступит
же день, когда представитель английского престола не  будет  раболепствовать
перед упорными друидами, и тогда я, в награду  за  все  мои  услуги,  упрошу
короля, у которого будет биться живое сердце, испросить  мне  разрешение  на
мой брачный союз. Оставь же мне, сестра, хоть эту надежду и не губи Юдифь  в
расцвете ее жизни!
     Королева молчала, и Гарольд, считая это не совсем добрым знаком,  пошел
прямо  к  молельне  и  отворил  ее  дверь;  но  он  невольно  остановился  в
благоговении перед невинной девушкой, стоящей  еще  на  коленях.  Когда  она
привстала, он мог только сказать:
     - Сестра не будет более настаивать, Юдифь!
     - Я еще не давала этого обещания, - заметила ему поспешно королева.
     - А если бы и так, - добавил граф Гарольд, - то не забудь,  Юдифь,  что
ты дала мне слово под ясным сводом неба, в самом древнем  из  храмов  нашего
милосердного всеобщего Отца!
     Сделав это внушение, он ушел торопливо из спальни королевы.


ГЛАВА VII

     Гарольд вышел в прихожую. Ожидавшее тут собрание  было  немногочисленно