- Престол вовсе не для того существует, чтобы его передавали из  рук  в
руки,  словно  вещь  какую!  -  бешено  заревел  Сексвольф.  -  Неужели   ты
воображаешь, что мы коровы или бараны... или домашний скарб  какой,  который
можно передавать по наследству, а?.. Воля короля хоть и уважается,  но  пока
это не вредит интересам народным... а то у нас есть и Витан,  который  имеет
полное право противоречить королю... Какими бы это судьбами мог твой  герцог
сделаться королем английским?!.. Ха-ха-ха!!
     - Скотина ты этакая! - пробормотал рыцарь и потом проговорил  вслух:  -
Почему ты так сочувственно выражаешься о сеорлях? Ты ведь вождь, чуть ли  не
тан?
     - Я сочувствую им потому, что сам родился сеорлем от сеорля, хотя внуки
мои, наверное, будут танами, а, может быть, даже - и графами.
     Сир де-Гравиль невольно отъехал немного в сторону  от  Сексвольфа,  как
будто ему уж чересчур было унизительно ехать рядом с сыном сеорля.
     - Я никак не могу понять,  как  это  ты,  будучи  рожден  сеорлем,  мог
сделаться начальником войска у графа Гарольда! - произнес он высокомерно.
     - Где ж тебе, норманну, понять это?! - огрызнулся саксонец. - Но я,  уж
так и быть, расскажу, как это случилось. Знай же, что  мы,  сеорли,  помогли
Клапе перекупить загородное имение графа Гарольда, которое было  отобрано  у
него, когда король приговорил весь род Годвина к изгнанию; кроме  этого,  мы
выручили еще и другой дом его, который попал  было  к  одному  норманну.  Мы
пахали землю, смотрели за  стадами  и  поддерживали  здания,  пока  граф  не
вернулся из изгнания.
     - Значит,  у  вас,  сеорлей,  были  собственные  деньги?  -  воскликнул
де-Гравиль с жадностью.
     - Чем же мы откупились бы от неволи, если  бы  у  нас  не  было  денег?
Каждый сеорль имеет право работать несколько часов в день лично  на  себя...
Ну, мы и употребили все наши заработки в пользу  графа  Гарольда.  Когда  он
вернулся, то пожаловал Клапе столько земли, что он сразу же сделался  таном,
а помогавшим Клапе дал волю и тоже земли, так что многие из них теперь имеют
свой плуг и порядочные стада. Я же, как человек неженатый, любя  графа  всем
сердцем, просил позволить мне служить в  его  войске.  Вот  я  и  повысился,
насколько это возможно сыну сеорля.
     -  Теперь-то  я  понял,  -  ответил  де-Гравиль  задумчиво  и   немного
сконфужен. - Но эти крепостные все-таки никогда  не  могут  достичь  высшего
положения, и поэтому для них должно быть совершенно безразлично, кто  у  них
королем - норманн или бородатый саксонец.
     -  В  этом  ты  прав,  мессир  Малье:  это  для   них,   действительно,
безразлично, потому что многие из их числа принадлежат к ворам и  грабителям
или, по крайней мере, происходит от них, а остальные имеют  своими  предками
варваров,  побежденных  когда-то  саксонцами.  Им  нет  никакого   дела   до
государства и его судьбы, но все же и они не совсем лишены  надежды,  потому
что о них заботятся друиды, и это, признаться, делает им  честь.  Каждый  из
них, -  продолжал  саксонец,  успокаиваясь  от  своего  волнения,  -  обязан
освободить трех крепостных в своих вотчинах, и редко кто из вельмож умирает,
не даровав нескольким из своих людей свободы, а сыновья  этих  освобожденных
уже могут быть танами, чему уже бывали примеры.
     - Непостижимо, - воскликнул норманн. - Но, верно, они еще носят на себе
признаки  своего  низкого  происхождения  и  должны   переносить   презрение
природных танов?
     - Вовсе нет, да я и не могу согласиться с тем; чтобы  их  было  за  что
презирать; ведь деньги - все деньги, а земля все остается той же  землей,  в
руках кого она ни была бы. Нам буквально все равно, кто был отцом  человека,
владеющего, например, десятью десятинами земли.
     - Вы придаете громадное значение деньгам и земле, но у нас  благородное
происхождение и славное имя ставятся гораздо выше, - заметил де-Гравиль.
     - Это потому, что вы еще не выросли из  пеленок,  -  ответил  Сексвольф
насмешливо. - У нас есть очень хорошая пословица: "Все происходят от  Адама,
исключая Тиба, пахаря; но когда Тиб разбогатеет,  то  мы  все  называем  его
милым братом".
     - Если вы обладаете такими низкими понятиями, нашим предкам,  норвежцам
и датчанам, разумеется, не стоило особенного труда бить вас! Любовь к старым
обычаям, горячая вера и почтение к благородным родам - самое  лучшее  оружие
против врагов... а всего этого у вас нет!
     С этими словами сир  де-Гравиль  въехал  во  двор  храма,  где  он  был
встречен каким-то друидом, который  повел  его  к  отцу  Гильому.  Последний
несколько минут с радостью и изумлением озирал новоприбывшего  с  головы  до
ног, а потом обнял его и от души поцеловал.
     - Ах, дорогой брат, - воскликнул Гильом  по-норманнски,  -  как  я  рад
видеть тебя: ты и вообразить себе не можешь, как приятно  видеть  земляка  в
чужой стране, где даже нет хороших поваров!
     - Так как ты упомянул о поварах, почтенный отец, -  сказал  де-Гравиль,
расстегивая свой крепко стянутый кушак, - то имею честь заметить тебе, что я
страшно проголодался, так как не ел ничего с самого утра.
     - Ах, ах! - завопил Гильом жалобно. - Ты, видно, и понятия  не  имеешь,
каким лишениям мы  тут  подвержены.  В  нашей  кладовой  почти  нет  ничего,
исключая солонины да...
     - Да, это просто дьявольское мясо! - крикнул де-Гравиль в ужасе.  -  Я,
впрочем, могу утешить тебя: у меня есть с  собой  разные  припасы:  пулярки,
рыба и различного рода снедь, достойная нашего внимания;  есть  и  несколько
бутылок вина,  происходящего,  слава  Богу,  не  из  здешних  виноградников.
Следовательно, тебе только остается объяснить  своим  поварам,  как  придать
кушаньям более приличный вид.
     - Ах, у меня даже нет повара, на которого я мог бы вполне положиться! -
продолжал Гильом жалобным тоном. - Саксонцы понимают  в  кухонном  искусстве
ровно столько же, сколько и в латыни, то есть ровно ничего. Я  сам  пойду  в
кухню и буду надзирать за всем, а ты между тем отдохни немного и потом прими
ванну. Надобно тебе заметить, что  саксонцы  довольно  чистоплотны  и  очень
любят полоскаться в воде... Этому они, должно быть, научились у датчан.
     - Я давно уже это заметил; даже в самых бедных  домах,  в  которых  мне
приходилось  останавливаться  по  пути  сюда,   хозяин   вежливо   предлагал
выкупаться, а хозяйка спешила  подать  душистое  и  весьма  опрятное  белье.
Должен сознаться,  что  эти  люди,  несмотря  на  свою  глупую  ненависть  к
иностранцам, чрезвычайно радушно принимают их... да и кормят они  не  дурно,
если бы только сумели получше готовить свои кушанья. Итак,  святой  отец,  я
займусь омовением и буду ждать жареных пулярок  и  рыбы.  Предупреждаю,  что
пробуду у тебя несколько часов, потому что мне  надо  о  многом  расспросить
тебя.
     Гильом ввел сира де-Гравиля в лучшую келью, назначенную для благородных
посетителей храма, а потом, убедившись, что приготовленная ванна  достаточно