Движением руки он приказал своей  свите  удалиться,  оставив  при  себе
Фиц-Осборна и Рольфа, графа гирфордского,  племянника  Эдуарда,  к  которому
Вильгельм был особенно расположен.
     Герцог прошелся молча два раза по  комнате  и  остановился  у  круглого
окна, выходившего на Темзу.
     Прелестный вид открылся перед его  глазами;  заходящее  солнце  озаряло
флотилию  маленьких  лодок,  облегчавших  сообщение  между  Вестминстером  и
Лондоном. Но взор герцога искал серые развалины баснословного Тоуера,  башни
Юлия и лондонские стены, он скользнул и по мачтам того зарождавшегося флота,
который  послужил  в  царствование  Альфреда  Дальнозоркого   для   открытия
неизвестных морей и внес цивилизацию в самые отдаленные, неизвестные страны.
     Герцог глубоко вздохнул и протянул непроизвольно  руку,  как  будто  бы
желая схватить еле раскинувшийся перед ним модный город.
     - Рольф, - сказал он внезапно, - тебе  известно  богатство  лондонского
купечества, ты ведь, foi guiliaume, mon gentil chevalier, настоящий  норманн
и чуешь близость золота точно так, как собака приближение вепря!
     Рольф улыбнулся при этом двусмысленном комплименте, который оскорбил бы
всякого честного простолюдина.
     - Ты не ошибся, герцог! - ответил он ему. - Обоняние изощряется в  этом
английском воздухе... где встречаются  люди  всевозможных  наций:  саксонцы,
финлянды, датчане, фламандцы, пикты и валлоны  -  не  так  как  у  нас,  где
уважаются только высокородные и отважные люди. Золото и поместья имеют здесь
то же значение, что и благородное происхождение; это доказывается  уже  тем,
что чернь прозвала челнов  Витана  многоимущими.  Сегодняшний  сеорль  может
завтра же сделаться именитым вельможей,  если  он  разбогатеет  каким-нибудь
чудом  в  продолжение  ночи.  Он  может  тогда  жениться  даже  на   царской
родственнице и командовать армией. А обедневший граф подвергается тотчас  же
всеобщему презрению; он лишается своего прежнего  значения  и  становится  в
уровень с людьми низшего класса; сыновья его могут  дойти  до  унизительного
положения  поденщиков...  Да,  золото  уважается  здесь  более  всего;   все
стремится к наживе, а клянусь святым Павлом, что примеры заразительны!
     - Хорошо, - сказал герцог, выслушав эту речь и потирая руки.  -  Трудно
было бы покорить или даже поколебать народ, тесно слившийся  с  единственным
потомком доблестного, неподкупного племени.
     - Таковы все бретонцы, но таковы и все мои валлийцы, герцог! -  заметил
ему Рольф.
     - Но в стране, где богатство ставится выше благородного  происхождения,
- продолжал Вильгельм, не обращая внимания на замечание Рольфа,  -  можно  и
подкупить  народных  предводителей,  а  чернь  везде  сильна   исключительно
бескорыстными,  мужественными  вождями...  Мы,  однако  же,  отдалились   от
главного предмета, этот Лондон,  вероятно,  очень богатый город, любезнейший
мой Рольф?
     - Да, настолько богатый, что может свободно  выставить  армию,  которой
хватило бы от Руана до Фландрии, а от нее до Парижа.
     - В жилах Матильды, которую ты  желаешь  иметь  своей  супругой,  течет
кровь Карла Великого, -  заметил  Фиц-Осборн.  -  Дай  Бог,  чтобы  дети  ее
завоевали царство доблестного монарха!
     Герцог слегка нагнулся и приложился набожно к висевшему  на  его  груди
кресту со святыми мощами.
     - Как только я уеду, - обратился он снова к Рольфу,  -  спеши  к  своим
валлийцам; они очень упрямы и тебе будет с ними немало хлопот!
     - Да, спать в тесном соседстве с этим рассвирепевшим роем не  совсем-то
удобно!
     - Ну, так пусть же валлийцы подерутся с саксонцами;  старайся  продлить
между   ними   борьбу,   -   посоветовал   Вильгельм.   -   Помни   нынешнее
предзнаменование: норвежский сокол герцога Вильгельма царил  над  валлийским
соколом и саксонским бекасом, после того как  они  взаимно  уничтожили  друг
друга... Но пора одеваться: нас скоро придут звать на ужин и на пир!


      УЧЕНЫЙ ЛАНФРАНК

ГЛАВА I

     В то время саксонцы - начиная с короля и кончая последним поденщиком  -
садились ежедневно четыре раза за стол. "Счастливые времена!"  -  воскликнет
не один  из  потомков  этих  поденщиков,  читая  эти  строки.  Да,  конечно,
счастливые, но только не для всех, потому что хлеб рабства и горек и  тяжел.
В то время, когда живые деятельные  бретонцы  и  постоянные  распри  королей
предписывали саксонцам строгое воздержание, последних нельзя было  упрекнуть
в страсти  к  пьянству,  но  они  увлеклись  впоследствии  примером  датчан,
любивших  наслаждаться  удовольствиями  жизни.  Под  влиянием  их   саксонцы
предавались всевозможным излишествам, хотя и  позаимствовали  от  них  много
хорошего; эти пороки не проникли, однако, до двора Исповедника, воспитанного
под влиянием строгих нравов и обычаев норманнов.
     Норманны  играли  почти  одинаковую  роль  со  спартанцами:  окруженные
злобными,   завистливыми   врагами,   они   поневоле   следовали   внушениям
духовенства, чтобы только удержаться на месте, добытом ими с  таким  тяжелым
трудом. Точно так, как спартанцы, и норманны дорожили своей независимостью и
собственным достоинством, отличавшим их резко от многих  народов,  -  гордое
самоуважение не позволяли им унижаться и кланяться перед кем бы то ни  было.
Спартанцы били благочестивее остальных греков вследствие постоянной удачи во
всех предприятиях,  несмотря  на  препятствия,  с  которыми  им  приходилось
бороться; этой  же  причине  можно  приписать  и  замечательное  благочестие
норманнов,  веровавших  всем  сердцем,  что   они   находятся   под   особым
покровительством Пресвятой Богородицы и Михаила архистратига.
     Прослушав всенощную, отслуженную в часовне вестминстерского  аббатства,
которое было построено на месте  храма  Дианыпрошел в большую залу дворца, где был сервирован ужин.
     В  стороне  от  королевской  эстрады  стояли   три   громадных   стола,
предназначенных  для  рыцарей  Вильгельма   и   благородных   представителей
саксонской молодежи, изменившей ради прелести  новизны  грубому  патриотизму
своих отцов.
     На эстраде сидели вместе с королем только  самые  избранные  гости:  по
правую руку Эдуарда помещался Вильгельм, по левую - епископ  Одо.  Над  ними
возвышался балдахин из золотой  парчи,  а  занимаемые  ими  кресла  были  из
какого-то  богато  вызолоченного   металла   и   украшены   царским   гербом
великолепной работы. За этим же столом  сидели  Рольф  и  барон  Фиц-Осборн,
приглашенный на пир в качестве родственника и наперсника герцога. Вся посуда