- Встань! - сказал он ему, пожимая с дружелюбием  руку  -  вот  как  бы
всегда следовало говорить брату с братом
     Его гнев еще не остыл: он только подавил его, но он искал исхода;  взор
герцога упал на нежное задумчивое лицо молодого священника, который несмотря
на внушения Тельефера вмешался в эту  ссору,  сохранял  все  время  глубокое
молчание.
     - Ага, святой отец! - воскликнул он запальчиво. - Когда мятежник Маугер
дал против меня волю своему  языку,  ты  служил  своим  знанием  безмозглому
предателю и, насколько я помню, я велел тебя выгнать из моего герцогства.
     - Это было не так, мой господин и герцог, - сказал в ответ священник  с
серьезной и отчасти лукавой улыбкой, - потрудись только  вспомнить,  что  ты
прислал мне лошадь, которая должна была отвезти меня на родину.  Эта  лошадь
хромала на все четыре ноги, можно было бы сказать, если б  одна  из  них  не
была окончательно испорчена болезнью.  Я  ковылял  на  ней,  когда  ты  меня
встретил; я тебе поклонился и попросил шутливо на латинском наречии взять  у
меня  треножник  и  заменить  его  простым  четвероногим.  Ты  отвечал   мне
милостиво, несмотря на свой гнев, и  хоть  твои  слова  осуждали  меня,  как
прежде, на изгнание, но твой смех говорил мне  совершенно  понятно,  что  ты
меня прощаешь, и я могу остаться.
     Разгневанный герцог не мог сдержать улыбки, но, тем не менее, сказал  с
напускной суровостью:
     - Перестань болтать вздор! Я вполне убежден, что ты  подослан  Маугером
или другим лицом из среды духовенства, чтобы усыпить меня медоточивой  речью
и кроткими внушениями, но ты потратишь их совершенно напрасно. Я чту  святую
церковь, как ее чтут немногие, - это известно папе. Но  Матильда  фландрская
обручена со мной, и одна из всех женщин разделит мою власть - в руанском  ли
дворце, или в тесном пространстве моего корабля, который будет  плыть,  пока
не доплывет и  не  опустит  якорь  у  берега  страны,  совершенно  достойной
подпасть под мою власть.
     - Верю, что Матильда фландрская будет украшать собой трон Нормандии,  а
может быть, и английский престол, -  ответил  священник  тихим,  но  внятным
голосам. - Я переплыл  море  только  в  качестве  доктора  прав  и  простого
священника, чтобы сказать тебе, мой повелитель, что я  раскаиваюсь  в  своем
прежнем повиновении Маугеру, что начал ревностно изучать церковные уставы  и
теперь пришел к убеждению, - что желаемый тобой  союз  хоть  и  противоречит
букве закона, но подходит под  категорию  тех  браков,  которые  могут  быть
разрешены главой церкви.
     - Если ты не  обманываешь  меня,  -  проговорил  герцог,  не  ожидавший
подобного оборота речи, - то ни один прелат, за исключением  Одо,  не  будет
возведен так высоко, как ты!
     Проницательный Вильгельм пристально взглянул священнику в глаза и потом
продолжал:
     - Да, сердце говорит мне, что ты не без основательной причины  говоришь
со мной таким самоуверенным тоном. Я доверяю тебе. Скажи мне твое имя, я его
позабыл.
     -  Ланфранк  из  Павии,  герцог;  в  бекском  монастыре  меня  прозвали
Лафранком ученым. Не презирай меня только за то, что я,  простой  священник,
осмеливаюсь  говорить  так  прямо.  Я  дворянин  по  происхождению,  и   мои
родственники  пользуются  особенной  милостью  нашего  верховного   пастыря,
которому и я не безызвестен. Если бы я был честолюбив, то мне стоило  только
отправиться в Италию, где я бы вскоре приобрел себе  известность,  но  я  не
добиваюсь ни славы, ни почестей. За свою услугу я прошу у  тебя  единственно
позволения остаться в бекском монастыре.
     - Садись, садись же! - приказал герцог, все еще  не  вполне  доверявший
Ланфранку, но сильно заинтересовавшийся им. - Ты должен  разрешить  мне  еще
одну загадку, прежде чем я безусловно доверюсь  тебе.  Что  побуждает  тебя,
иностранца, предлагать мне твои услуги безвозмездно?
     Глаза ученого сверкнули странным огнем, между тем как смуглые щеки  его
запылали румянцем.
     - Я разрешу твое недоумение, герцог, - отвечал он, - но только  позволь
мне сперва предложить два вопроса.
     Ланфранк обратился  к  Фиц-Осборну,  который  сидел  у  ног  герцога  и
внимательно  прислушивался  к  словам  священника.  Надменный  барон  тщетно
старался объяснить себе, как этот  неизвестный  ученый  мог  обращаться  так
смело с герцогом.
     - Барон Фиц-Осборн, не любишь ли ты славу  ради  ее  самой?  -  спросил
Ланфранк.
     - Клянусь душой - да! - проговорил барон.
     - А ты, менестрель Тельефер, не любишь ли пение ради его самого?
     - Конечно! - сказал великан. -  По  моему  мнению,  один  звучный  стих
превосходит своей ценностью все сокровища мира.
     - И ты, сердцевед, еще удивляешься, что ученый  предается  наукам  ради
самой науки? - обратился Ланфранк снова к герцогу. - Так как я происхожу  из
знатного, но бедного семейства и вовсе не обладаю физической силой, я  засел
за книги и вскоре заметил, что в них скрывается  и  богатство  и  сила.  Мне
много рассказывали о  даровитом  герцоге  норманнском,  владельце  небольшой
земли, замечательном полководце и страстном любителе наук.  Я  отправился  в
Нормандию, увидел тебя, твоих подданных и припомнил слова Фемистокла: "Я  не
умею играть на флейте, но могу превратить маленькое государство в  большое".
Придерживаясь того мнения, что науки могут заслужить уважение народа  только
тогда,  когда  ими  занимается  глава  государства,  и  замечая,   что   ты,
милостивейший герцог, человек не только дела, но и мысли, я неминуемо должен
был заинтересоваться тобой... Что касается брака, которого ты так настойчиво
добиваешься, то я сочувствую твоему  желанию;  быть  может,  это  происходит
вследствие  того,  что  я  сам  когда-то,  -  на  бледных  губах   Ланфранка
промелькнула меланхолическая улыбка, - любил и понимаю, что  значит  переход
от сладостной надежды  к  безграничному  отчаянию...  теперь  земная  любовь
угасла во мне. Но, сказать  по  правде,  я  более  сочувствую  герцогу,  чем
влюбленному. Очень естественно, что я сначала беспрекословно слушался своего
Маугера: во-первых, я слушался  его  в  качестве  священника,  а  во-вторых,
потому, что за него стоял  закон.  Когда  же  я  решился  остаться  в  твоем
герцогстве, несмотря на приказание удалиться, то дал себе слово помочь тебе:
я начал сознавать, что на твоей стороне право  человека...  Герцог!  Союз  с
Матильдой фландрской утвердит  твой  трон  и,  чего  доброго,  поможет  тебе
завладеть еще новым скипетром. Так как твое герцогское  достоинство  еще  не
вполне признано, то тебе необходимо соединиться  узами  родства  с  древними
линиями императоров и  королей.  Матильда  фландрская  происходит  от  Карла
Великого и Альфреда; Франция  угрожает  тебе  войной,  -  женись  на  дочери
Балдуина, племяннице Генриха французского, и  враг,  породнившись  с  тобой,
поневоле сделается твоим союзником. Это еще  не  все.  Видя  эту  Англию,  в