показалось, что  это  пламя пожирает  ее сердце, а тысячи голосов проклинают
ее. Она потеряла сознание.
     Когда  она  пришла  в  себя  и  вспомнила  все, ее ненависть  к  королю
совершенно угасла,  и  вместо  нее  проснулось  глубокое раскаяние  и  страх
взглянуть ему в глаза: она знала, что уничтожение житницы вынудило  короля к
сдаче города.
     Она ни разу не видела короля  с той ночи, заставив Аспу поклясться, что
та ни под каким видом не впустит его к ней. Каждый день она принимала многих
бедняков и собственноручно раздавала им большую  часть пищи, присылаемой для
нее и ее двора.
     Однажды в числе этих  голодных бедняков пришла женщина в темном плаще и
умоляла позволить поговорить с ней наедине.
     -- Дело идет о спасении короля,  --  говорила она.  -- Его короне, быть
может, даже его жизни грозит измена.
     Матасунта провела ее в свою комнату.
     -- Говори, -- сказала она.
     -- Дочь Амалунгов, -- начала женщина. -- Я знаю, что ты вышла за короля
не  по  любви,  а ради блага государства. Но все же ты  --  его  королева, и
потому тебе ближе всего предостеречь его об измене. Слушай!
     И она подошла ближе к королеве.
     --  Какое странное сходство! --  прошептала она, пристально взглянув на
королеву.
     -- Измена! Еще измена? -- сказала, побледнев, Матасунта. -- От кого же?
Со стороны Византии? Префекта?
     --  Нет, -- медленно ответила  женщина. -- Это  невероятно, но это так.
Слушай:  король и весь народ  считает, что  житницы сожжены  молнией.  Но я.
лучше знаю,  и  он  должен знать. Предупреди  его. Я видела  в ту  ночь, что
кто-то  ходил  в  здании с факелом, и  после  того оттуда  выбежала какая-то
женщина. Ты дрожишь? Бледнеешь? Да, женщина. Не уходи! Выслушай до конца. Ее
имя? Я его не знаю. Но она упала подле меня и хотя  убежала, но потеряла вот
этот браслет со змеей из смарагдов.
     Женщина подошла к самому столу, у которого сидела Матасунта, и показала
ей браслет. Королева  громко  вскрикнула  и  закрыла лицо  руками. При  этом
движении широкий  рукав на левой руке  ее отвернулся,  и  на обнаженной руке
блеснул такой же браслет со змеей из смарагдов.
     -- О, всемогущий Боже! --  вскричала женщина. -- Это  была ты! Ты сама!
Его королева! Жена ему изменила! Будь проклята! Он должен узнать это!
     Матасунта со страшным криком упала на пол. Аспа поспешила в комнату, но
нашла королеву одну: женщина в темном плаще исчезла.
     ГЛАВА XVIII
     На  следующий  день  жители  Равенны  изумились,  увидев,  что  главные
начальники неприятельского  войска вошли во дворец короля. Они обсуждали там
подробности  сдачи города. Велизарий, опасаясь,  что  готы возмутятся, когда
узнают  обман,  требовал,  чтобы  войска готов по  частям  были выведены  из
Равенны и разосланы по всей Италии. Витихис, со своей стороны, опасался, что
в разоренной стране не хватит  запасов для прокорма войск и жителей Равенны,
и  потому согласился на это  требование  и начал высылать  войска небольшими
отрядами в разные местности.
     Готы знали,  что Велизарий вступит  в город, но  им  сообщили,  что они
сохранят свободу и останутся хозяевами в стране, и они радовались, что война
окончилась.
     Наконец, почти все войска  готов  были  уже удалены, и  Велизарий решил
вступить в город. Утром дня,  назначенного для вступления, Цетег вошел в его
комнату, но застал там только Прокопия.
     -- Все готово? -- спросил Цетег.
     -- Все,  -- ответил  Прокопий. --  Но  Велизарий  опасается,  что  готы
решатся на крайности, когда обман откроется.
     -- Нет,  -- спокойно ответил Цетег, -- все негодование их  обрушится на
Витихиса. Не нас,  а  его обвинят  они в  измене, когда мы  покажем  им этот
документ,  подписанный  самим  королем, -- о сдаче  города Велизарию, не как
королю готов,  возмутившемуся  против  Юстиниана,  а просто  как  полководцу
Юстиниана.
     -- Да, это было бы отлично. Но Витихис никогда не подпишет этого.
     -- Подпишет, -- мрачно ответил префект. -- Или добровольно, сегодня же,
в суете, не читая... Или... после, по принуждению.
     В эту минуту в палатку вошел Велизарий в сопровождении своей супруги.
     -- Торопись, Велизарий. Равенна ждет своего победителя. Вступление...
     -- Не говори  о вступлении, --  мрачно  прервал его  Велизарий. -- Меня
мучит совесть, я отказываюсь от бесчестного дела.
     -- Велизарий! Какой демон внушил тебе эту мысль? -- спросил Прокопий.
     -- Я, -- гордо ответила Антонина, выступая вперед. -- Он только сегодня
рассказал мне весь этот бесчестный план, и я со слезами...
     -- Ну  уж,  конечно, твои слезы всегда явятся в  нужную  минуту!  --  с
досадой вскричал Цетег.
     --  Да, я  со слезами умоляла его отказаться от этого  дела. Я не  хочу
видеть своего героя запятнанным такой черной изменой.
     -- Да, -- решительно подтверждал Велизарий. --  Я не хочу обмана. Лучше
умереть побежденным, чем побеждать такими низкими способами.
     -- Нет, Велизарий, -- спокойно сказал Цетег.  -- Я  знал, что ты будешь
колебаться, и  потому  неделю  назад послал гонца  к Юстиниану с письмом,  в
котором сообщил ему, что ты имеешь возможность без боя получить корону готов
и Италии. Теперь у тебя нет выбора. Попробуй отказаться и пожертвовать своим
войском и Италией ради слез своей жены:  Юстиниан не простит тебе  этого. Но
вот звучат трубы. Скорее же!
     И  префект бросился  из  палатки.  Антонина,  пораженная,  смотрела ему
вслед.
     -- Прокопий, правда ли, что Юстиниан все знает? -- спросила она.
     -- Да, у Велизария  нет другого исхода, как  получить  корону  готов  и
отречься от нее.
     --  Да, -- со вздохом сказал Велизарий. -- Он прав: у меня нет  выбора.
Между  тем,  Витихис, ожидая вступления Велизария в  город,  велел  принести
корону, шлем, пурпуровую мантию, меч и щит Теодориха.
     --  В  первый и  последний раз  надену  я  их,  чтобы  передать  герою,
достойному носить их, -- сказал он Гунтарису.
     В эту минуту в комнату вошел Цетег. Лицо Витихиса, более веселое в этот
день, чем обыкновенно, омрачилось при виде префекта.
     --  Ты  здесь,  префект?  --  сказал он. -- Ну  что  же, ты должен быть
доволен: твой Рим не будет во власти Юстиниана.
     -- Пока я жив,  не будет, -- ответил префект. -- Теперь я пришел затем,
чтобы  ты  подписал  договор  о  сдаче города. Вот он.  И  он  протянул  ему