то  обнаружится великое множество тотемных имен, принадлежавших
нашим предкам вплоть до Петровской эпохи. Вот лишь некоторые из
них,  взятые  наугад  из  именословов  Н.М.Тупикова   ("Словарь
древнерусских   личных   собственных   имен".   СПб.,  1903)  и
С.Б.Веселовского ("Ономастикон". М., 1974):

     звериные: Баран, Барсук, Бобр,  Бык,  Белка,  Волк,
Выдра,  Горностай,  Жеребец,  Заяц,  Зубр, Кобыла, Коза, Козел,
Конь, Корова, Кот, Кошка, Куница, Лиса,  Медведь,  Мышь,  Овца,
Пес, Свинья, Собака, Соболь, Тур, Хомяк;
     птичьи:  Воробей,  Ворона,  Гоголь,  Голубь,  Грач,
Гусак, Дрозд, Дятел, Жаворонок,
     Журавль, Коростель, Коршун, Кречет, Кулик, Курица, Лебедь,
Лунь, Орел,
     Селезень, Сова;
     рыбьи: Ерш, Карась, Рыба, Севрюга, Щука;
     растительные: Береза,  Гриб,  Груша,  Дуб,  Калина,
Капуста, Крапива, Липка, Мухомор, Осина, Ракита, Репа, Орех;
     прочие:  Блоха, Жаба, Жук, Комар, Мизгирь, Муравей,
Муха, Паук, Пчелка, Рак, Таракан, Шершень.

     Все эти древнерусские имена и прозвища  как  наследие  еще
более    древних   русских,   славянских,   индоевропейских   и
доиндоевропейских   тотемов   стали    неотъемлемой    стороной
современной жизни, войдя в живые русские фамилии.
     Откуда  же взялось такое множество тотемов, каковы причины
их дробления и появления  новых?  Данные  процессы  обусловлены
вполне   понятными,  естественными  причинами.  Человек  вообще
стремится всячески  подчеркнуть  свою  уникальность,  обособить
место  и условия своего существования, обозначив по возможности
разного рода отличительными  особенностями  в  одежде,  жилище,
манере  поведения  и  общения,  а  также  в символике, наглядно
выражающей такие  особенности.  При  смене  поколений,  распаде
этнических    структур,    обособлении   семей   каждое   новое
социально-этническое образование придерживается,  как  правило,
сложившихся  и  усвоенных традиций, но одновременно стремится к
выпячиванию собственных неповторимых  черт.  При  резкой  ломке
условий  жизни, при смене жизненных ориентаций и парадигм отказ
от прежних традиций и переход к новым ценностям  осуществляется
в  демонстративно подчеркнутой форме и сопровождается принятием
новой  символики,  в  том  числе  и  в  области   родоплеменной
принадлежности.  Отсюда  такое  обилие  и разнообразие тотемов,
возникших не в раз, а на протяжении веков и тысячелетий.
     Механизм этого явления, срабатывающий на протяжении  жизни
нескольких   поколений,  хорошо  иллюстрирует  одна  мансийская
легенда, касающаяся лебедя и его тотемических функций.  Лебедь,
повествуют  сказители,  был  когда-то человеком, но затем из-за
царивших прежде постоянных драк и столкновений он стал  просить
Бога  превратить  его  в птицу. Желание было исполнено, и таким
образом появился лебедь. Он же был сначала и царем всех птиц, а
орел служил при нем князем. Впоследствии царская власть перешла
журавлю, так как лебедь не умел вовремя кричать. И так далее --
пока царем не стал орел. Из этой  северной  легенды  совершенно
отчетливо  видно,  как  происходила смена тотемов внутри единой
народности при естественной родоплеменной дифференциации, когда
попеременно доминировали то одни, то другие тотемы.
     Лебедь -- священная птица древних славян и  индоевропейцев
(рис.  24).  В  местах  проживания  наших  далеких  предков (на
Полтавщине) археологи раскопали датируемые VI --  V  веками  до
н.э.   зольники   --  остатки  культовых  огневищ,  окаймленные
вырезанными из земли и раскрашенными в белый  цвет  2-метровыми
фигурами  лебедей  (рис.  39).  Среди археологических находок в
местах  расселения  западных  славян  --  солнечные  колесницы,
запряженные   лебедями  (рис.40),  хорошо  знакомые  по  культу
Аполлона. По русским летописям и историческим легендам,  сестра
трех  братьев  --  основателей  Киева  звалась  Лыбедь.  Лебедь
одинаково популярен во всех  частях  света  и  особенно  --  на
Русском  Севере.  Недаром  Николай  Клюев  в программном
стихотворении "Песни Гамаюна" провидчески провозглашал:  "Север
-- лебедь ледяной".
     Образ  лебедя  в  русской и славянской мифологии связан со
светлым и  радостным  началом.  Образ,  воспетый  Пушкиным,  --
Царевна  Лебедь,  олицетворяет именно такое древнее светоносное
Божество. Пушкин ничего не прибавил и не убавил  к  неувядающим
народным  представлениям  о прекрасной волшебной Деве с горящей
звездой во лбу, чья вселенская предназначенность  выражается  в
следующих космических функциях:

     Днем свет белый затмевает,
     Ночью землю освещает,
     Месяц под косой блестит,
     А во лбу звезда горит.

     Все  сказочные фольклорные сюжеты о превращении человека в
лебедя,  включая  классический  русский  образ  Царевны-лебеди,
восходят  к  гиперборейской  традиции. Одной из ипостасей Зевса
как выходца из Гипербореи, также был Лебедь: в этом обличии  он
овладел  Ледой  --  в  результате  на свет появилась прекрасная
Елена -- виновница Троянской войны.
     Устойчивые  представления  о  Лебединых  девах  (рис.  41)
прослеживаются  до  самых  последних  глубин, зафиксированных в
литературных и фольклорных  источниках.  О  Форкидах,  подобных
лебедям,  обитающих  на  краю  земли,  окутанной  вечной ночью,
рассказывал  еще  Прометей  в  великой   трагедии   Эсхила.   В
славянских  и  германских сказках одинаково распространен образ
Лебединых дев, что  прилетают  к  реке  или  озеру,  сбрасывают
лебединое одеяние, превращаясь в волшебных красавиц, и купаются
в  прохладной  воде: здесь-то и подстерегает их добрый молодец.
Представления, аналогичные  индоевропейским,  сохранились  и  у
других  народов,  населяющих  Север  нашей  Родины:  у  ненцев,