С  этими  словами  он  выхватил меч из ножен и стал спускаться по витой
лестнице,  а  за  ним  и  четверо  остальных. Но, дойдя до второго этажа, он
остановился, воздев руки.
     - Mon Dieu! - воскликнул он. - Мы погибли!
     - Что там еще? - спросили шедшие следом.
     - Стена  рухнула,  лестницу  завалило,  а  внизу  все еще бушует огонь.
Клянусь  апостолом,  мы  доблестно  сражались,  друзья,  и  можем без ложной
скромности  сказать,  что  с честью выполнили свой долг, а теперь вернемся к
леди  Тифен  и  прочитаем  молитвы,  ибо  мы сыграли свою роль в этом мире и
время готовиться к переходу в мир иной.
     Узкий  проход  был  загроможден глыбами камней, беспорядочно наваленных
одна  на другую, а из щелей между ними поднимался удушливый сизый дым. Взрыв
разрушил  стену и отрезал их от единственной лестницы, по которой можно было
спуститься.  Защитники  крепости  были  заперты  на  высоте  сотни футов над
землей.  Под  ними,  словно  в раскаленном горниле, металось пламя, а вокруг
неистовствовала  толпа,  жаждавшая их крови, - казалось, из такого положения
нет  и  не  может  быть  выхода.  Медленно  возвращались они наверх, а когда
пришли, леди Тифен бросилась к мужу и схватила его за руку.
     - Бертран,  -  сказала она, - подожди! Я слышала голоса людей, они пели
хором на незнакомом языке.
     Все  стояли  молча,  затаив  дыхание,  но,  кроме  рева пламени и крика
врагов, не доносилось ни звука.
     - Этого  не могло быть, дорогая, - сказал Дюгесклен, - сегодняшняя ночь
измучила  тебя,  и  это  обман  чувств.  Откуда  взяться в этих краях людям,
которые пели бы на незнакомом языке?
     - Hola!  -  воскликнул Эйлвард и вдруг подскочил с радостным выражением
лица,  размахивая  руками.  -  Мне  почудились  голоса  еще  до того, как мы
спустились,  а  теперь  я  слышу  их ясно. Мы спасены, друзья! Клянусь моими
десятью пальцами, мы спасены. Это боевая песня Белого отряда. Тише!
     Подняв  указательный  палец  и  склонив  голову,  он весь превратился в
слух.  Откуда-то  из  темноты,  все  нарастая,  долетели густые звуки бодрой
хоровой  песни.  Никогда  самые  нежные  и  прелестные  мелодии Прованса или
Лангедока  так  не  ласкали  слух  этих  шестерых  людей, как грубая сакская
песня, которую они слушали на башне горящей крепости, ловя каждое слово:

                Пью от души теперь я
                За гусиные серые перья
                И за родину серых гусей.

     - Эй,  клянусь  эфесом, - заорал Эйлвард, - да ведь это старая, славная
песня  лучников Белого отряда! Сюда идут две сотни молодцов, лучших из всех,
кто когда-либо пускал стрелу! Слушайте, как лихо поют эти черти!
     Все ближе и громче звучал в ночи веселый походный марш:

                Так что ж сказать о луке?
                Он в Англии сработан, лук.
                Искуснейшие руки
                Из тиса выгнули его.
                Поэтому сердцем чистым
                Мы любим наш тис смолистый,
                И землю тиса своего...

                А что сказать о людях?
                Мы в доброй Англии росли,
                Мы нашу землю любим.
                Мы лучники, и нрав наш крут...
                Так пусть же наполнятся чаши -
                Мы выпьем за родину нашу,
                За край, где лучники живут!

     - Они поют так весело, - сказал Дюгесклен, - будто идут на пир.
     - Такой у них обычай, когда предстоит бой.
     - Клянусь  апостолом, это они! - воскликнул сэр Найджел. - Но, кажется,
они опоздали, ибо я ума не приложу, как нам спуститься с этой башни.
     - Смотрите,  вот они, золотые ребятки! - крикнул Эйлвард. - Они выходят
из  тени.  Пересекли  луг.  Теперь  подошли  ко  рву.  Hola,  друзья,  Hola!
Джонстон,  Эклс,  Кук, Харвард, Блай! Неужели вы допустите, чтобы прекрасная
дама и два храбрых рыцаря погибли гнусной смертью?
     - Кто  там?  -  раздался  басовитый голос снизу. - Кто здесь говорит на
английском языке?
     - Это  я,  дружище.  Я,  Сэм  Эйлвард  из  Белого  отряда!  Здесь и ваш
командир,  сэр  Найджел  Лоринг, и еще четверо, всех нас положили на рашпер,
чтобы поджарить, как истерлингскую селедку.
     - Разрази  меня  гром, такая манера выражаться только у старины Сэмкина
Эйлварда,  -  произнес человек внизу среди жужжания остальных голосов. - Где
стычка,   там  Сэмми  -  главный  участник.  Но  кто  эти  мордачи,  которые
загородили  дорогу? Прочь в свои конуры, негодяи! Как? Вы еще смеете глядеть
нам  в глаза? Хватай мечи, ребята, и бей их плашмя. Не тратьте стрел на этих
бунтовщиков и мошенников.
     Но  крестьяне  еще  не  опомнились после взрыва и были подавлены своими
потерями,   а   появление  регулярного  отряда  лучников  вконец  лишило  их
мужества.  Через  несколько минут они во весь опор мчались к себе в заросли.
Между  тем солнце уже всходило над черными, залитыми кровью развалинами, где
еще   накануне  вечером  стоял  величественный  замок  сенешала  Оверни.  На
небосклоне  занималась  утренняя  заря,  когда  лучники собрались у подножия
крепости, чтобы решить, как спасти ее защитников, оставшихся в живых.
     - С  этой  стороны  пока  нет  огня,  -  сказал  Аллейн, - и будь у нас
веревка, мы могли бы спуститься по стене.
     - Но где достать веревку?
     - Есть  такой фокус, - отозвался Эйлвард. - Hola Джонстон! Брось-ка мне
веревку, как тогда при осаде Мопертюи.
     Седой  лучник,  к которому он обратился, собрал у своих товарищей куски
веревки  разной  длины  и,  крепко  связав  их  вместе, растянул на земле по
длинной   тени,   которая   падала   от  зловещей  башни,  озаренной  лучами
восходящего  солнца.  Потом он воткнул в землю конец тисового стержня своего
лука   у   конца  тени  и  измерил  длину  тонкой  черной  полоски,  которая
обозначилась на земле.
     - Шестифутовый   стержень   отбрасывает  тень  в  двенадцать  футов,  -
пробормотал  он.  -  Тень  от  башни  -  шестьдесят шагов. Значит, веревки в
тридцать  шагов  хватит  за  глаза. Еще кусок, Уоткин, для большей верности.