Старший сын Владимира - СвятополкСвятославом. Он был нелюбим отцом и искал утешения в дружбе с епископом
Рейнберном КолобережскимБолеслава I, невестой, а потом женой Святополка. Хотя время церковного
раскола еще не настало, но Владимир посадил сына под арест, а епископа - в
тюрьму, где тот умер
Любимым сыном Владимира был Борис, старший брат Глеба- юноши, сидевшего в
пограничном Муроме. Борису старый князь доверил командование войском,
собранным в 1015 г. против печенегов. Всего у Владимира было 12 сыновей, но
остальных мы описывать не будемТьмутараканского, о коем пойдет речь особо.

Три названных здесь князя являлись выразителями трех сложившихся на Руси
направлений: языческой реакции - Ярослав, западничества - Святополк и
болгарофильства - Борис. Видимо, было и грекофильское направление - былые
сторонники преданного Ярополка, вождь коих - убежал к печенегам. Эти
помалкивали, ибо князь был грозен. Но 15 июня 1015 г. Владимир внезапно
умер. И все, что было зажато в его твердой руке, пришло в движение.

Выяснилось, что за четверть века спокойной жизни (ибо печенежская война
сводилась к ряду пограничных стычек и не влияла на экономику страны) города
набрали такую силу, что князья-правители всецело зависели от их поддержки,
а следовательно, должны были исполнять волю своих подданных. И второе -
режим князя Владимира потерял популярность среди киевлян. Эти два
наблюдения объясняют детали дальнейшего хода событий.

М.Д. Приселков доказал, что симпатии киевского князя, принявшего крещение
от Царьграда, перешли к Охриде - болгарской митрополии, контролируемой
царем Самуилом. Православие Самуила вызывало сомнения даже у болгарских
клириков, но отнюдь не интересовало Владимира Красное Солнышко. Он привык
относиться к грекам отрицательно, как об этом свидетельствует Михаил Пселл
(см. ниже), но печенежский барьер лишал киевского князя возможности перейти
к наступательной войне. Воевода Варяжко, верный памяти своего друга и князя
Ярополка, сумел отодвинуть оборонительную линию Владимира от берега Черного
моря до лесостепи и тем самым воспрепятствовать прямому контакту Руси с
Болгарией. Печенеги изолировали Болгарию, чем обрекли ее на поражение, а
Владимиру пришлось истратить свои силы на подавление недовольства своих
подданных, которые не умели ориентироваться в эклектической политике своего
правителя.

Казалось бы, Владимир, умирая, мог быть спокоен за судьбу своего дела. Он
обеспечил любимому сыну Борису командование ратью и тем самым золотой стол
киевский, а нелюбимому пасынку СвятополкуНо все пошло наоборот: Святополка немедленно освободили и посадили на
престол, а войско Бориса разбежалось, покинув своего вождяСвятополк послал убийц к Борису и его брату Глебу, а третий брат -
Святослав, правивший древлянами, бежал, но был настигнут и тоже убит. И
никто не вступился за несчастных юношей, не повинных ни в каких
преступлениях.

Зато Ярослав в Новгороде запятнал себя убийством делегатов от горожан,
прибывших на княжий двор для улаживания конфликта новгородцев с варягами.
Но новгородцы хотели воевать с Киевом. Они простили князю предательство,
собрали 3 тыс. воинов, оплатили 1 тыс. варягов и двинулись против
Святополка с лозунгом мести братоубийце. Ведь можно придумать любой лозунг,
когда хочется воевать.

Итак, политическая линия Владимира оборвалась с его смертью и унесла в
могилу его любимых сыновей. Но политика - дело земное, связанное с расчетом
на выгоду, а религия влияет на формирование совести и одного человека, и
целого этноса. Поэтому инерция крещения Руси оказалась неодолимой, несмотря
на ошибки великого князя, точно так же как было в Риме при Константине и
его преемнике - Константе, покровителе Ария.

74. ИМПУЛЬСЫ И СИМВОЛЫ МЕЖДОУСОБНОЙ ВОЙНЫ

Последовавшая война Ярослава со Святополком описана неоднократно и
подробно, что даст нам право сосредоточить внимание на ее психологическом
аспекте, которому внимания никто не уделял. Вспомним, что знаток
гражданских войн Фарината дельи Уберти утверждал, что на этих войнах каждый
боец знает, за что он идет убивать своих земляков и жертвовать собственной
жизнью, тогда как в войнах с иноплеменниками все решает ощущение своего и
чужого, не требующее участия сознания и воли. Огюстен Тьерри, изучавший
войны Меровингов и Каролингов, сделал вывод, что воины Карла Лысого и
Лотаря не бездумно подчинялись воле королей, а вкладывали в их имена свое,
им понятное содержание, персонифицируя, по обычаям того времени, принцип,
который им был действительно дорог. Сочетание принципа и персоны
превращалось в символ, ради которого стоило рисковать жизнью, если имелся
достаточный пассионарный импульс. Только при этом сочетании войско
становилось боеспособным, ибо если шел разговор о выгоде, то каждому,
например новгородцу, было выгоднее спать у себя на печи, наевшись ухи из
ряпушки и корюшки и запив ее пьяным медом. Если же новгородец покидал
домашний уют и шел в поход, то не из шкурных интересов, а потому, что это
значило для него нечто большее.

И уж конечно не персоны Ярослава или Святополка увлекали бойцов на битву.
Ведь за Бориса и Глеба не заступился никто. Значит, Святополк и Ярослав
стали символами программ, формирующих души, плавящиеся от пассионарного
накала. Что Святополк был западником, мы уже знаем; что в войске Ярослава
было много язычников, и скандинавских, и славянских, мы догадываемся, но
должны себя проверить; а что город Киев был уже православным - ясно и без
доказательств. А тогда общественное мнение столицы решало судьбу золотого
стола киевского: на нем мог усидеть только тот, кого хотели народ и бояре.
Отметим это и перейдем к анализу событий.

Святополк, сменив Владимира, повернул политический курс на 180°. Он не
только помирился с печенегами, но и вступил с ними в союз. Это мероприятие
запоздало, ибо среди печенегов уже вели проповедь мусульманские муллы, и