своей общины. Они просто чувствуют феномен мироощущения той или иной
религии и выбирают тот ее вариант, который отвечает их психологическому
настрою. Их нельзя переубедить логическими аргументами, которые им
непонятны; приказ начальства они игнорируют, не вступая в пререкания, но
оставаясь при своем, т.е. при том, что им кажется верным без доказательств.
Исповедание - модус аттрактивности, неосознанного влечения к предметам
обожания. И поскольку та или иная ментальность всегда воспитывается с
детства, то она есть у всех этносов, что и зафиксировано этнографами.

Поэтому самые распространенные религии - христианство, ислам, буддизм,
тенгрианство, или почитание Неба, митраизм - неизбежно вариабельны.
Христианство в Х-XIII вв. разделилось на римское и греческое исповедания и
перестало представлять единство, хотя вряд ли проблема filioque была
известна провансальским баронам или малоазийским акритам. Ведь латыни не
знали ни те, ни другие. Непримиримость их лежала не в сфере теологии, а в
этнопсихологии. Только поэтому так называемые религиозные войны приобретают
такой трагический размах, и потому нет необходимости подыскивать для их
объяснения мотивы денежной выгоды или политических расчетов, хотя те и
другие имеют значение для конфликтов иного типа. "Верным сынам католической
церкви" противопоставлены "схизматики" - православные и "язычники" - татары
и литовцыкнязья-схизматики: в Галиче - Андрей, на Волыни - Лев.

Выше было показано, что функционирующие в истории системы обязательно имеют
ту или иную социальную структуру. Чаще всего это государства, но в
доклассовую эпоху структуры облекаются в формы племенных союзов, например
казахские джусы, а в феодальную возникают купеческие союзы - рахдониты,
ганзейцы - или даже духовные экстерриториальные полиэтнические целостности.
Например, христианские церкви: римско-католическая, греко-ортодоксальная,
несторианская, монофизитская, а в исламе - суннитская, несколько шиитских,
хариджиты, карматы, исмаилиты и много мелких и недолговечных
конфессиональных общин. Неоднороден и буддизм, причем там внутренних
различий больше, чем в христианстве, мусульманстве и даже в так называемом
язычестве
Именно через такие структуры осуществляется взаимодействие между социальной
и природной формами движения материи, а потому они для нашей темы отнюдь не
безразличны.

Заметив это, остановим внимание на организации, а точнее - дезорганизации,
христианской церкви XIII-XIV вв., поскольку, игнорируя ее, невозможно
разобраться в коллизии смены уровней пассионарного напряжения на территории
Евразийского континента, при том что формация всюду была феодальной, а
различались только возрасты этносистем.

Первая вселенская структура христианской церкви сложилась, вернее, была
установлена в 325 г. в Никее. Тогда на заседания собора был допущен еще не
крещеный император Константин. Для того чтобы церковный канон был соблюден,
императору был пожалован чин диакона, ибо миряне на собор не допускались.
Так установился союз трона и алтаря: духовная власть заключала соглашение
со светской.

Необходимость этой структуры была очевидна. Ереси и расколы потрясали
Византию (Восточную Римскую империю), хотя очень слабо ощущались в Гесперии
(Западной Римской империи), да и то только тогда, когда уроженцы Сирии и
Египта переезжали в Рим или Карфаген, а восточные германцы - готы, вандалы,
бургунды - переселялись в Галлию и Испанию. Не усмотреть связи между
пассионарным толчком 1 в. и интеллектуальным бурлением на его оси
невозможно.

Образовавшуюся структуру стали называть цезаре-папизмом, но именно она
обеспечила Византии устойчивость, благодаря которой христианство восточной
модели распространилось от Ирландии до Китая, где оно не удержалось, и до
Уйгурии и Монголии. Но при распространении в пространстве структура
церковной организации изменилась. Изменились отношения духовной и светской
власти, ибо в большинстве случаев правители не были христианами, а
христиане становились еретиками: несторианами и монофизитами.

Несторианский патриарх жил в Багдаде, монофизитский - в Александрии,
армянский католикос - в Эчмяадзине: все это были мусульманские земли.
Естественно, что помощи от халифов патриархи не получали, разве что
терпимость. Значит, надеяться следовало только на свою паству и,
следовательно, считаться с нею. Так сложился демократический вариант
христианства, который в XVII в. сформулировал один московский боярин:
"Богово выше царева!" И Алексей Михайлович, сам русский человек, с ним
согласился.

Обратная ситуация сложилась на Западе, где папа считал себя вправе дарить и
отнимать троны, разрешать преступления против закона и бросать народы в
крестовые походы. Структура западной церкви была основана на монархическом
принципе. Для войн с иноверцами, для стремления к расширению, характерному
для акматической фазы, это было очень удобно, но для народов Европы тяжело.
Рим требовал с паствы денег, а англичане, немцы и французы платить не
любили. Тогда началась длительная война императоров с папами, гибеллинов с
гвельфами, парламента с королем Англии и борьба за галликанскую церковь.
Папы победили Гогенштауфенов, но стали "авиньонскими пленниками"
французских королей. Эта смута спасла Москву от участи Иерусалима (1099),
Константинополя (1204) и Киева (1340). Москва не осталась в долгу у
истории: на московской земле Русь стала Россией.

Если ориентироваться исключительно на социальные структуры как направления
политических доминант, то логично было бы предположить, что Древняя Русь
была естественным союзником гибеллинов, но это было не так. Тевтонский
орден пользовался поддержкой Фридриха II, одобрявшего его расправы с
литовцами и западными славянами, а гибеллинский Арагон воевал с
мусульманами и греками ("Великая каталонская компания"). Социальные
противоречия имели значение внутри своего суперэтноса, а Литва и Русь
находились за его пределами и рассматривались как объект экспансии. Поэтому
им следовало самим заботиться о себе.