Начало пассионарного подъема неизбежно связано с ломкой устаревших структур
и поведенческих стереотипов. Этого не избежала даже великолепно отлаженная
административная система Диоклетиана, преемники которого вынуждены были
капитулировать перед пассионарными консорциями.

На Руси процесс подъема прошел более плавно. Князья "держали свои вотчины",
а люди свободно меняли места жительства, а тем самым и властителей. Правом
"отъезда" пользовались не только смерды, купцы и бояре, но и князья, точнее
- младшие братья великих князей. Рост пассионарности сделал подчинение
делом добровольным, а понятие государственной измены - абсурдным, так как
люди считали себя свободными, а правители не имели сил для обуздания
вольнолюбивых русичей.

Однако была сила, которая цементировала складывающуюся систему, -
православная церковь. Вероотступничество рассматривалось как выход из
системы, как измена, и поэтому не случайно, что древнеарийское слово
"смерд" (от персидского "мард" - муж) применительно к русским заменилось
термином "крестьянин", т.е. православный христианин. Князья были вассалами
"бесерменского" султана, следовательно, не могли котироваться как высший
авторитет. Зато митрополит пользовался всеобщим признанием, в том числе и
хана Золотой Орды, не облагавшего налогами церковные имущества. Поэтому
церковь XIV в. иногда называют "корпоративным феодалом"теократией, отнюдь не западной модели. Но тогда какой? Неужели
кочевнической, несторианской?

А почему бы и нет? Легенда о царе-первосвященнике Иоанне была вымыслом
крестоносцев XII в., но для степных кочевников-несториан она была мечтой.
Ради этой мечты они поддержали царевичей Ариг-бугу (1260-1263) и Найана
(1287) в Восточной Азии и Сартака, сына Батыя (1256), на Волге. Войну они
проиграли, и те немногие, которым удалось спастись, принесли на Русскую
землю свои идеалы. Конечно, простые вояки не разбирались в теологических
нюансах, но это было даже хорошо, потому что не возникали религиозные
диспуты. А вот их настроенность позволила им легко распространиться среди
русских, раздробленных между отдельными княжествами. Единение, столь
необходимое растущему этносу, осуществлялось путем общего почитания церкви,
как сказали бы в XX в. - единства идеологии, которую уважал сам верховный
правитель - хан Золотой Орды.

Да и хан поступал, со своей точки зрения, разумно. Князей было много, вели
они себя различно и доверия не вызывали. Западная граница улуса находилась
под постоянным давлением Литвы, куда князья спасались от ханской опалы. А
позиция митрополии была твердой, поэтому с ней можно было договориться и ее
стоило поддерживать.

Ошибка Михаила Тверского, незаслуженно обидевшего митрополита Петра,
толкнула последнего на дружбу с московским князем Иваном, а тот был очень
выдержан и тактичен. Петр уехал умирать в Москву, и его мощи освятили этот
город. Так, совершенно неожиданно, осуществилась мечта о царстве пресвитера
Иоанна, которой добровольно служили князья и бояре, дружинники, горожане и
поселяне, все, ставшие из "мужей" крестьянами.

Из такой постановки вопроса само собой вытекало решение проблемы границ:
все земли, населенные православными, должны подчиняться великому князю
Владимирскому, причем самоуправление не упразднялось, а взаимоотношения
между княжествами определялись договорами. Ситуация типичная для
возникающего суперэтноса.

Тонкая церковная дипломатия установила союз православной Руси с
мусульманской Ордой, оговорив взаимные обязательства, исключавшие военные
конфликты. Восточная граница была спокойна до начала деятельности Мамая, но
о нем речь пойдет ниже. Зато на западной границе было неспокойно.
Активность Литвы возрастала и сдерживалась только постоянной войной с
Ливонским орденом, непримиримым врагом и Литвы и Руси. Молниеносные удары
Гедимина и Ольгерда нанесли русичам больший урон, чем поход Батыя. Хуже
всего было то, что в отличие от татар литовцы оккупировали завоевываемые
ими территории и к концу XIV в. овладели всеми землями Киевской Руси, за
исключением Новгорода, но и там создалась антимосковская, значит -
пролитовская, партия. Связь Новгородской земли с Великороссией слабела.
Идея православной теократии была в Новгороде отвергнута полностью.

И наконец, не все русские княжества стремились к объединению ценой потери
своей самостоятельности. Тверь и Рязань предпочитали союз с Литвой
подчинению Москве. Суздаль готов был оспаривать право на Великий стол. Даже
нижегородский князь Борис женился на дочери Ольгерда, уповая на помощь
тестя. Древние обычаи сопротивлялись новой суперэтнической доминанте.

И вдруг в Историю вмешалась Природа: на Русскую землю навалилась "черная
смерть" - чума.

175. БЕДА

Гнев Природы проявляется разнообразно. Наводнения, землетрясения,
извержения, засухи могут представлять угрозу всему живому, но и сама
биосфера создает не менее жестокие зигзаги, губительные для
неподготовленных антропоценозов. В середине XIV в. слухи о чуме в Индии и
Китае не вызвали в Европе пылких эмоций. Даже когда эпидемия проявилась в
Сирии, Египте и Малой Азии, европейцы были уверены, что это их не касается.
Но люди стали умирать в Крыму.

Говорят, что хан Джанибек, осаждая Кафу (Феодосию), приказал перебросить
через стену этой генуэзской крепости труп человека, погибшего от чумы. Так
зараза проникла в неприступную твердыню. Генуэзцы спешно эвакуировались и
двинулись домой, но по дороге останавливались в Константинополе и в Мессине
в 1347 г. Чума поразила Вязантию и Сицилию. В 1348-1349 гг. эпидемия
опустошила Италию, Испанию, Францию, Венгрию, Англию, Шотландию, Ирландию,
Данию, Норвегию, Швецию, Нидерланды, была занесена на кораблях в Исландию и
в Пруссию, после чего в Западной Европе затихла, но в 1351 г. перекинулась
во Псков. В 1353 г., опустошив Великое княжество Московское, злая зараза
ушла на юг, в степи, не затронув Нижнего Новгорода. Москва и Подмосковье на
время опустели.