статусы торгующихся были однозначно определены. Каждая из иерархий на каждом
уровне своей организации эмиттировала до перестройки свои административные
деньги. И все знали, что бумажки со штампом "ЦК КПСС" стоили больше, чем
бумажки со штампом обкома партии или Советов народных депутатов. Листы бумаги
в ходе делопроизводства наделялись функциями ценных бумаг, у каждого вида
которых был определенный круг хождения. Полной, в том числе и инвалютной
корвертируемостью обладали только бумаги, визированные членами Политбюро ЦК
КПСС, в то время как все остальные бумаги конвертировались от случая к случаю.
Неполная ковертируемость социалистических ценных бумагпостановлений создавала
некоторую неопределенность в их обращении.

Эта неопределенность компенсировалась особым видом отношений административного
рынка - взаимообменными отношениями, при которых чиновники одного уровня
обменивались административными услугами по их потребительской стоимости.
Чиновнику можно было "дать в лапу" за нужное решение, а можно было надавить на
него сверху и получить тот же самый результат. Но в любых ситуациях был ясен
статус человека, принимающего решение. После крушения высшего уровня
административного рынка - органов управления СССР исчез генератор
определенности статусов, то есть система, которая определяла старшинство, ранг
административной валюты.

Естественно, что на административном рынке началась паника, девальвация всех
валют и борьба между эмитентами за старшинство. Последнее и составляет смысл
политической жизни эпохи постперестройки.

Точками, в которых собственно и концентрируются силовые усилия борющихся
сторон, стали сопряжения отраслей и территорий - традиционные для этого
государства места конфликтов. Отрасли в ходе преобразований были "опущены" до
уровня, на котором они непосредственно столкнулись с региональными органами
власти в борьбе за перераспределение ресурсов. Регионы поднялись до статуса
самоопределяющихся во многих отношениях административных субъектов. В логике
административного рынка стабильность может быть достигнута только тогда, когда
отрасли и регионы самосогласуются, то есть когда некоторая совокупность
отраслей, расположенных в регионе, замкнется в административнотерриториальное
образование государственного ранга, органы управления которого создадут
генераторы определенности статусов. Сейчас однако борьба между отраслями и
регионами идет с переменным успехом.

Каждое из сегодняшних действующих лиц хочет, чтобы пространство под ним было
организовано как административный рынок (чтобы он и именно он был генератором
определенности статусов), но чтобы пространство над ним и рядом с ним было
организовано чисто рыночным образом, чтобы все были равны административно, а
различались только обьемом денежных ресурсов, имеющихся в распоряжении или
собственности.

"Новые богатые", каждый по отдельности, сейчас намереваются эмитировать
собственные валюты. Но эти валюты не котируются не только другими "новыми
богатыми", но и остатками государства. Если государство воспрянет в своем
прежнем виде (это эквивалентно воссозданию административного генератора
определенности статусов), то "новые богатые" получат в лучшем случае статусы
эмитентов административной валюты 10 ранга.
АДМИНИСТРАТИВНАЯ РЕФОРМА КАК ДРУГОЙ ПУТЬ.

Аргументы экономистов, начавших реализовывать краденые на Западе идеи и волею
обстоятельств ставших государственными чиновниками, логически просты. Они
утверждают, что перешли от слов к делу, освободив пространство для действия
всемогущих законов рынка. Однако результаты действий отпущенных ими из
социалистической тюрьмы законов почему-то проявляются в форме, не
интерпретируемой в терминах канонических теорий. Экономисты, как и полагается
советским обществововедам, находят множество обьяснений этому, но в терминах
вовсе не экономических, а политических и обыденных. Враги из Верховного Совета
и из администрации Президента в их объяснениях оказываются сильнее объективных
и нерушимых законов рыночной экономики.

Но главным объективным обстоятельством, нарушившим планы реформаторов, стало
российское пространство. Необходимость кредитовать завоз грузов на российские
Севера, весенние сельхозработы на огромном пространстве Евразии, а также
содержание на этом пространстве вооруженных сил бывшего СССР заставили их
изменить свои планы, несколько протрезветь и ускорили трансмутацию экономистов
в бюрократов.

Пространственный фактор, внешний с точки зрения канонической экономической
теории, оказался решающим. Многие, если не все проблемы России как части
Евразии проистекают (и проистекали) из необходимости контролировать огромное и
плохо освоенное географическое пространство, превращая его в экономическое и
социально-политическое пространства. Четыреста лет шло освоение нынешней
российской географии, в ходе которого маргиналы разных сортов - от казаков до
зеков - колонизировали населенные автохронными народами территории, превращая
их в провинции империи. При этом система имперского управления и отношения
между Центром и периферией менялась от века к веку лишь по форме.

Напряжения и несуразности в социальной структуре империи не переходили в новое
качество, в новую социальную организацию общества (как это было в Европе), а
элиминировались в направленной или ситуативной эмиграции маргиналов, которые,
заселив новые имперские территории, тут же воспроизводили социальную структуру
империи, ее уклады, слои, страты и государственные институты. Сосланные,
высланные, бывшие каторжане и просто сбежавшие от долгов (или их потомки в
первом поколении) становились губернаторами, уездными начальниками, мировыми
судьями, комиссарами, председателями исполкомов и секретарями обкомов, им
даровали наследуемое или личное дворянство, членство в КПСС и право
практически безраздельного управления территориями размером с европейское
государство.

В ходе географического и социального освоения не возникало потребности и
необходимости в экономической модернизации. Колонизируемые территории
становились сырьевыми придатками Центра, от которых отчуждались ресурсы и
которым распределялись необходимые для поддержания жизни и социальной
структуры ресурсы. Унифицированные экономические отношения между Центром и
периферией определили и унифицированную территориально-административную
организацию государства, в котором структура власти на любом уровне