эти названия к более раннему времени, чем мистер Никербокер. Де Фриз в  этом
отношении несомненно несколько заблуждается. - Издатель.}.
   Беспримерное  великодушие,  проявленное  доблестным   Стайвесантом   по
отношению  к  шведам,  которые,  разумеется,  очень  подло  обошлись  с  его
провинцией, вызвало сильное  удивление  в  Новом  Амстердаме.  Больше  того,
кое-кто  из  мятежно  настроенных  лиц,  которые  набрались  ума-разума   на
политических собраниях, бывших в моде во времена  Вильяма  Упрямого,  но  не
решались следовать своей привычке вмешиваться в  чужие  дела  на  глазах  их
нынешнего правителя, осмелев по случаю его отсутствия, решался даже публично
высказывать свое порицание. Ропот, столь же громкий, как тот, что  поднимали
исконные ворчуны - британцы {5} по поводу договора с  Португалией,  слышался
даже в зале, где заседал новоамстердамский магистрат. Быть может, этот ропот
вылился бы в откровенно поносительные речи, если бы храбрый Питер втихомолку
не послал на родину свою трость с наказом положить ее, как булаву, на стол в
зале заседания, чтобы ее могли  видеть  все  городские  советники,  которые,
будучи людьми учеными, поняли намек и стали держать язык за зубами.

   
ГЛАВА VI

   В которой показано, какое огромное преимущество имеет автор перед своим
читателем во время сражения. - А также о различных зловещих  приготовлениях,
говорящих о том, что должно произойти нечто ужасное.

   "Куй железо, пока горячо" - было  любимой  поговоркой  Петра  Великого,
когда  он  работал  в  Амстердаме  учеником  в  кузнице.  Это  одна  из  тех
общеупотребительных поговорок, которые  в  коротких  словах  говорят  нашему
сознанию об очень многом и  содержат  массу  мудрости,  выраженной  в  очень
сжатой форме. Так каждое ремесло и  профессия  внесли  свою  каплю  меда  во
всенародный улей,  обогатив  общество  каким-нибудь  мудрым  изречением  или
выразительной апофегмой, извлеченными из собственного опыта; в них  изложены
не только секреты отдельного  ремесла  или  профессии,  но  и  важные  тайны
благополучной и счастливой жизни. "По одежке протягивай  ножки",  -  говорит
портной. "Два сапога пара", - восклицает сапожник. "Коси коса, пока роса", -
говорит фермер. "Предупреждение - лучшее лечение", - внушает врач.  Конечно,
стоит человеку постранствовать по свету, ко всему прислушиваясь,  и  к  тому
времени, как он поседеет, он приобретет мудрость царя Соломона, и тогда  ему
останется только снова стать молодым и возможно лучше ее использовать.
   "Куй железо, пока горячо", - так любил  говорить  Петр  Великий  и  так
любил поступать Питер Твердоголовый. Подобно тому, как могучий  олдермен  на
муниципальном обеде, едва первая ложка черепахового супа нежно коснется  его
неба, чувствует, что его раздразненный аппетит  вдесятеро  увеличился,  и  с
удвоенной силой набрасывается на тарелку с супом, между тем как  его  жадные
глаза, вылезая из орбит, обшаривают стол, пожирая все, что на нем  стоит,  -
так пылкий Питер Стайвесант ощущал невыносимую жажду воинской славы, которая
бушевала в его сердце, распаленном взятием Форт-Кашемира,  и  которую  ничто
уже не могло утолить, кроме  завоевания  всей  Новой  Швеции.  Поэтому  едва
обеспечив безопасность  завоеванной  крепости,  он,  гордый  своим  успехом,
решительно двинулся дальше, чтобы стяжать свежие  лавры  у  Форт-Кристин  {Грозная крепость и столица провинции, упоминаемая мистером  Никербокером,  в
настоящее  время  представляет  собой   процветающий   городок,   называемый
Кристиана и расположенный милях в тридцати семи от Филадельфии, по дороге на
Балтимору. - Издатель.}.
   Это был большой шведский военный пост,  основанный  на  речке  того  же
названия, впадающей в Делавэр; там коварный губернатор Ян Рисинг, как второй
Карл XII, самолично управлял своими подданными.
   И вот два самых могучих вождя, каких  когда-либо  видела  наша  страна,
встретились лицом к лицу, и мне  не  меньше,  чем  моим  читателям,  хочется
поскорее узнать, чем же кончится их столкновение. Это  несомненно  покажется
парадоксом тем из них, которые не знают, каким образом  я  пишу  этот  труд.
Дело в том, что я не занимаюсь вымыслом,  а  лишу  достоверную  и  правдивую
историю, а потому мне нет необходимости утруждать свою  голову  предвидением
событий и катастроф. Напротив, я обычно ставлю себе  правилом  при  изучении
летописей той эпохи, о которой я говорю, не забегать  больше,  чем  на  одну
страницу, вперед по сравнению  с  моей  собственной  работой;  в  результате
дальнейшие события моей истории интересуют меня так же, как и  тех,  кто  ее
читает, и я так же, как и они, не ведаю, что случится в  ближайшем  будущем.
Мрак и сомнения окутывают каждую последующую главу: перо  мое  дрожит  и  ум
охвачен смятением, когда я веду свой любимый родной город сквозь опасности и
препятствия, постоянно возникающие на его пути, а говоря о моем  излюбленном
герое, доблестном Питере Стайвесанте, я часто  содрогаюсь  от  ужаса,  когда
переворачиваю страницу, боясь узнать,  что  присущий  ему  неустрашимый  дух
вовлек его в какую-нибудь беду.
   Таково мое положение и сейчас. Вот я привел его на  край  гибели  и  не
больше, чем мои читатели, знаю о  том,  чем  кончится  этот  грохот  оружия,
оглушающий и мой, и их слух. Правда, у меня  есть  одно  преимущество  перед
читателями,  которое  способно  чудодейственно  успокоить  мои  опасения,  а
именно: хотя я не могу спасти жизнь  любимому  герою  и  не  могу  полностью
изменить ход битвы (такие  искажения  действительности,  во  многих  случаях
допускаемые французскими авторами при нынешнем режиме, я  считаю  совершенно
недостойными добросовестного историка), все же иногда  мне  удается  сделать
так, чтобы он нанес врагу жестокий ответный удар, от которого свалился бы  и
великан, хотя бы даже, говоря по чистой правде, ничего подобного никогда  не
происходило; или я могу заставить соперника много раз  обежать  поле  битвы,
как весьма неправильно поступил  господин  Гомер,  принудив  славного  парня
Гектора, как какого-то труса, носиться вокруг стен Трои, за  что,  по  моему
скромному мнению, царю поэтов следовало бы проломить голову, как наверняка и
случилось бы, если  бы  в  те  дни  существовали  эти  ужасные  молодчики  -
эдинбургские критики {1}; или же, если бы противник слишком крепко насел  на
моего героя, я могу вовремя вмешаться и нанести ему такой удар по башке,  от
которого треснул бы череп самого Геркулеса, - как поступает верный секундант
боксера, когда, видя своего подопечного поверженным наземь и находящимся  на
грани поражения, он исподтишка бьет его противника, вышибая из  него  дух  и
тем изменяя весь ход схватки.
   Без  сомнения,  многие  совестливые  читатели  будут  готовы   крикнуть
"Неправильно!", как только я окажу такую помощь, но  я  настаиваю,  что  это
одна из тех маленьких привилегий,  которую  усердно  защищают  и>  применяют
историографы всех времен и против  которой  никто  никогда  не  возражал.  И
действительно, для историка в известной мере является делом чести вступаться