представления  трансформации,  происходившей  в  XVIII-XX  вв.,  в  качестве
закономерного этапа общего процесса развития, социальной эволюции.  Так,  Ш.
Айзенштадт, в чьих  трудах  теория  модернизации  получила  наиболее  полную
разработку, под модернизацией подразумевает серию эмпирически фиксируемых  с
начала XIX в. процессов:  индустриализацию,  демократизацию,  секуляризацию,
урбанизацию, НТР. Во всех этих процессах им  выявляются  два  главных  общих
аспекта: социальная  мобилизация  и  структурная  дифференциация(2).  Они  и
представляют  собой  образец  -  парадигму  перехода  от   традиционного   к
современному, модернизированному обществу. Эта  парадигма  прослеживается  в
изменениях, происходящих параллельно  в  экономике,  политике,  культуре,  и
Айзенштадт полагает, что  между  модернизационными  процессами  нет  жесткой
причинно-следственной связи, что ни одна из сфер  общества  не  выступает  в
качестве первичного источника, постоянно вызывающего изменения  в  остальных
сферах общества(3).
   Модель "социальная мобилизация + структурная дифференциация" предполагает
концептуализацию  только  тех  общественных  изменений,  которые   ведут   к
повышению индивидуальной и  групповой  социальной  мобильности,  к  развитию
институционального строя и стратификационной формы социального  неравенства.
В     рамках      модернизационной      модели      изменений      критерием
современности/развитости общества может быть  лишь  наличие  индустриального
капитализма  и  либеральной   демократии.   Данная   модель   не   позволяет
концептуализировать  возникновение  иных   типов   социальной   организации,
например  комбинации  индустриального  капитализма  и  авторитарного  режима
массовой демократии (нацизм, большевизм и т.п.)
   ---------------------(1) Levy М. Modernisation: Latecomers and Survivors.
N. Y., 1972; Eisenstadt S. Tradition, change, and modernity.  N.  Y.,  1973;
Berger P. The capitalist revolution. N. Y., 1986.
   (2) Eisenstadt S. Tradition, change, and modernity. N. Y., 1973.  P.  27,
358.
   (3) Ibid. P. 204.
   [69]
   или постиндустриального капитализма и режима миноритизированной  массовой
демократии. Такого рода общественные изменения для адептов  модернизационной
парадигмы   являются   подлинными   головоломками.   Определение   их    как
"антимодернизации" и "постмодернизации" явно указывает на то, что они просто
выходят за пределы граничных условий теории модернизации.
   Модель модернизации применительно  к  социальным  процессам  в  Европе  и
Северной Америке идеально "работает" на материале конца XVIII-начала XX  в.,
когда  общественные   изменения   однозначно   выглядят   как   переход   от
консервативной,   малоподвижной   социальной   организации   к   динамичной,
перманентно меняющейся. Правомерность такого взгляда  хорошо  иллюстрируется
зафиксированным на рис. 4 и 5 сдвигом от низких темпов изменения  параметров
("традиция") к высоким темпам ("модернизация"). На материале середины XX в.,
когда тенденции были не столь  однозначны  -  экономические  и  политические
кризисы,   войны   и   культурный    пессимизм    "потерянных    поколений",
"антимодернизация" в  Германии,  Италии,  СССР,  -  модернизационная  модель
"работает" скорее удовлетворительно, чем хорошо.  Плохо  она  "работает"  на
материале  конца  XX  в.,  когда  изменений  по  модернизационному   образцу
практически  нет,  а  изменения  иного   характера,   например   становление
эклектичных (постмодернистских) форм экономики, политики, науки,  искусства,
можно с равным успехом трактовать и как  демобилизацию/  дедифференциацию  и
как гипермобилизацию/ гипердифференциацию. Парадигму  модернизации  в  новых
условиях не "спасают" даже модели, которые "встраивают"  новые  тенденции  в
образец (pattern) модернизации в качестве ее нового  этапа,  ее  внутреннего
"отрицания", ее  собственного  "иного".  Примерами  подобного  рода  моделей
являются  концепции  поздней  модернизации(1),  диалектики  модернизации(2),
постмодернизации(3).   Парадигма   изменений,   используемая    в    моделях
модернизации,  включая  новые  их  разновидности,  генетически   связана   с
эмпирическими тенденциями контингентного сдвига конца  XVIII-начала  XIX  в.
Поэтому  нет   ничего   странного   в   том,   что   дихотомическая   модель
"традиция/современность"  и  модель  "мобилизация   +   дифференциация"   не
описывают  новые  изменения.  Теории,  чья  концептуальная  зависимость   от
характера событий далекого  прошлого  не  отрефлексирована,  становятся  все
менее достоверными и подвергаются критике. Вся постмодернистская  социальная
теория построена на эксплицитной или имплицитной констатации  того,  что  во
второй
   ---------------(1) Giddens  A.  Modernity  and  self-identity.  Self  and
society in the late modem age Stanford (California), 1991.
   (2)   Tiryakian   E.   Dialectics   of   modernity:   Reenchantment   and
dedifferentiation as counterprocesses // Haferkamp H.,  N.  Smelser  (eds.).
Change and modernity. Berkeley and L.A" 1992.
   (3) Crook  S.,  Pakulski  J.,  Waters  M.  Postmodernization.  Change  in
Advanced Society. L., 1992.
   [70]
   половине XX в. произошли общественные изменения, которые не соответствуют
модернизационному образцу.
   Более  адекватной  трансформации   общества   середины-конца   двадцатого
столетия   выглядит   концепция   глобализации.   Понятием    "глобализация"
охватывается широкий спектр событий и тенденций уходящего столетия: развитие
мировых идеологий, кровопролитная борьба за установление  мирового  порядка,
включая  две  мировые  войны;  скачкообразный   рост   числа   международных
организаций, в том числе наднациональных по своему статусу ООН, НАТО,  ЕС  и
т.д.; появление и развитие  транснациональных  корпораций,  "взрывной"  рост
международной торговли;  массовая  миграция  и  интенсивное  формирование  в
развитых странах  этнокультурных  меньшинств;  создание  планетарных  СМИ  и
экспансия западной  культуры  во  все  регионы  мира.  Отмеченные  тенденции
приобрели характер синхронных общественных изменений  в  начале-середине  XX
в., и произошло это превращение таким образом, что его можно характеризовать
как еще один контингентный сдвиг.
   "Революция" международной торговли прошла  после  болезненного  перелома,
вызванного  двумя  мировыми  войнами  и  межвоенной  депрессией,   когда   в
экономиках развитых стран  преобладали  автаркические  тенденции  (рис.  6).
"Рождение"  тенденции  интенсивного  углубления  международного   разделения
труда, расширения наднациональных рынков, бурного роста числа ТНК,  то  есть
всего  того,  что  теперь  принято  именовать  экономической  глобализацией,
приходится на 1950-е гг.
 
   Рис. 6. "Революция" международной торговли и транснациональная экономика
 
   [71]