течением  лет  делающегося  привычным,  во  время  богослужения  в  старой
базилике Софии Премудрости,  в  паутинно-серых струях ладана,  в созвучных
песнопениях хора,  Соправителю явилось лицо женщины. В Византии было много
красавиц,  но  это лицо,  особенное,  показалось Юстиниану цветком водяной
лилии,  поднявшимся в тумане над болотом. Соправитель осведомился. История
Феодоры,   изложенная  в  закругленных  фразах  евнуха,  не  удовлетворила
любопытства Юстиниана. Дальнейшие действия Соправителя были тайны, как ход
червя под землей. О них ничего не известно.
     Зато  подробно,  очень точно,  с  дней раннего детства известна жизнь
женщины, навсегда пленившей базилевса Юстиниана.
     В  христианской империи  конские  бега  заменили бой  гладиаторов,  и
аренапревзошел  римский   Колизей   Колоссальный.   Под   амфитеатром  каменных
скамей-трибун скрывался маленький город:  клетки для диких зверей, травлей
которых  зрители-христиане  столь  же   увлекались,   как   их   языческие
предшественники,  конюшни,  склады,  жилье для прислуги.  В этом пропахшем
нечистотами мирке и родилась Феодора, но это ей не в упрек.
     _______________
          
     Акакий,  отец будущей базилиссы, служил смотрителем зверей прасинов -
зеленых,   одной  из  "партий  ипподрома".   Акакий  занимался  и  уборкой
ипподрома.
     Корзины для  мусора наполнялись не  одними объедками,  пригодными для
кормежки  зверей  и  собственного потребления уборщиков.  Находились целые
фрукты,  печенье, хлебцы, куски жареного и вяленого мяса, сала, подходящие
для продажиароматами -  все,  что могут потерять люди,  обезумевшие от  бега квадриг.
Частые  драки  между  приверженцами состязующихся тоже  оставляли не  одни
трупы и кровь на камне трибун.
     _______________
               царских столов,  и  небезвыгодны  были  должности  уборщиков  цирков,
     ипподромов - мест, где зрители чрезмерно увлекаются зрелищем.

     Когда Акакий безнадежно заболел,  его будущая вдова избрала одного из
многих  желающих женитьбой наследовать выгоднейшую должность.  Но  главный
распорядитель хозяйства  прасинов  мим  Астерий,  подкупленный отвергнутым
вдовой претендентом, решил по-иному. Осталась последняя надежда - добиться
милости зрителей.
     Однажды  перед  началом  зрелищ  заплаканная женщина  и  три  девочки
встретили византийцев,  спешивших занять места. Женщина стояла в униженной
позе, как бы прося подаяния, девочки, ловя прохожих за одежду, кричали:
     - Взгляни и  сжалься над детьми усопшего в боге Акакия!  Дайте хлеб и
кров несчастным сиротам. Сжальтесь!
     На  головах просящих были венки из увядших цветов,  в  руках -  мятые
гирлянды зелени: знак тех, кто ищет милости зрителей.
     Младшей, Анастасии, было семь лет, Феодоре - девять, старшей, Комито,
- тринадцать.   Феодора  не  забыла  рук,  отбрасывавших  ее  как  помеху,
запомнила ругань,  пинки.  Прасины  презрели мольбы  детей.  Взяли  чужие,
венеты,  синие.  У  них тоже умер надсмотрщик,  и его место получил вотчим
сирот. Во всем этом нет упрека Феодоре.
     Девочки,  которые привыкли дышать  острым  смрадом хищных зверей,  по
сравнению с чем запах скаковых конюшен кажется фимиамом,  девочки, которые
умывались из грязного ведра,  если вообще они умывались,  девочки, которые
привыкли утолять  голод  кусками,  подобранными на  трибунах,  со  следами
подошв и  плевков,  -  расцветали красавицами,  как  пионы  и  гиацинты на
навозе. Мать поспешила пристроить старшую, Комито, в труппу мимов. Девушка
имела  успех  и  состоятельных покровителей.  Феодора следовала повсюду за
старшей сестрой,  как рабыня - в хитоне с длинными рукавами, прислуживая и
присматриваясь.
     В христианской империи театр оказался необходимым, как и в языческой.
Светочи христианства прокляли лицедейство,  но не могли его искоренить.  В
мире  языческом актриса могла  сохранить уважение к  себе  и  пользоваться
уважением  общества.  В  христианском -  она  была  объявлена  блудницей и
блудницей стала,  проклятие исполнилось.  Грех оказался сильнее проповеди,
его терпели;  мирянин впадал в заблужденье с блудницей, очищался исповедью
и  причастием,  вновь  грешил,  вновь получал прощенье.  Но  для  девушки,
прикоснувшейся к театру, возврата не было.
     Именно  поэтому,  будучи  еще  незрелым подростком,  Феодора  считала
естественным за  деньги  отдавать себя.  Она  зарабатывала на  жизнь,  как
другие, такие же, как она, и иного она не знала в столице империи, богатой
храмами святых и убежищами монахов.
     Она    обладала   могучим    здоровьем,    изумительной   стойкостью,
терпеливостью. Другие, как и ее сестры, быстро сгорали, а Феодора хорошела
и  хорошела.  В  шестнадцать  лет  она  казалась  ангелом,  каких  творило
воображение верующих, а иногда и кисть живописца. Она была уверена в своем
обаянии и не захотела,  как другие,  учиться петь,  танцевать, свистеть на
флейте или овладеть струнными инструментами. Ведь все это приводило лишь к
одному  -  повелевать страстями  мужчины.  Она  училась  этому  искусству,
главному.  И  достигла цели:  приблизившийся к  ней однажды искал и  искал
новых встреч.
     Выступая с мимами на эстраде,  Феодора привлекала общее внимание: она
была  всегда неожиданно остроумна и  не  стыдилась ничего.  Когда по  ходу
пьесы ее били по щекам,  она смешила. И вдруг заставляла зрителей замирать
от  какого-либо нежданно-бесстыдного движения или намека.  В  ней поистине
потрясало  выражение  невинности  в   сочетании  с  утонченной  смелостью,
обещавшее всем и  каждому в отдельности нечто необычайно греховное.  В ней
проявлялось дьявольское,  она казалась дочерью Лилит, а не земной женщины.
Ей было позволено то, что у другой было просто гадостью.
     Феодора не  знала усталости,  под  гладкой,  без единого порока кожей
скрывались мускулы из  бронзы,  сердце носильщика гранитных плит,  желудок
волка и легкие дельфина. Ни одна болезнь не приставала к этому телу.
     Законы христианской империи воспрещали выступления на арене полностью
обнаженных женщин.  Однако же в  Византии действовал театр под откровенным
названием  -   Порнай.   Проклятый  служителями  церкви,  театр  продолжал
существовать,  и  одной из  его опор сделалась Феодора.  Закон кончался на
пороге Порная.
     Молодая   женщина  завоевала  черную   славу   бесславия.   Случайное
прикосновение к  ее  одежде уже оскверняло.  Случайная встреча с  Феодорой