Оратора слушали с  интересом.  В  легионах и  без  того  порхала злая
шутка: "Почему не родился я персом?.."
     Манипула ушла  благополучно,  и  отшельник своей  дубиной  ударил  по
звучному брюху  Быка,  призывая внимание.  Ему  помешал  человек в  чистом
шерстяном хитоне, с бобровой шапкой на голове.
     - Ты был прав, монах, говоря о распутстве Феодоры гнусной. И Юстиниан
не  человек,  а  владыка демонов.  Но  к  чему ты возмущаешь бедных против
богатых?  Бог  всевышний устроил все.  Если не  будет богатых,  кто подаст
бедному милостыню? Кто даст хлеб и работу? Ответь мне.
     Василиск принял диспут:
     - Я понимаю тебя,  ты есть голос церкви высокой. Демон искушал Христа
в пустыне,  предлагая ему богатства вселенной. Христос отверг демона, твоя
церковь - соблазнилась!
     - Богохульствуешь!
     -- Молчи, - послышались голоса, - дай ему говорить!
     - Братья,   -  взывал  отшельник,  -  апостолы  дали  обет  бедности,
бессеребрия.  Христиане апостольские жили в  чистой общности,  деля хлеб и
одежды.   Послушная   базилевсам   высокая   церковь   предала   верующих.
Базилевсы-язычники  губили  лишь  тело,  нынешние  душу  губят  на  вечные
страдания.  Взгляните на патриархов, епископов, пресвитеров, дьяконов. Кто
кадит демону Юстиниану? Они! Кто не заступается за угнетенного, не отводит
руку сильного,  не обличает виновного?  Они,  они,  они!  Да обнажу я блуд
высокой церкви, капища идольского, опору греха базилевсов! Да укажу я...
     Рукоплескания смешались с проклятиями.
     Раздались крики гнева:
     - Схизматик, донатист!
     Началась свалка.  Кого-то  подняли,  раскачали и  взбросили на медную
спину Быка.
     Кто-то, показывая натертые воском таблички, объяснял:
     - Ищейка! Он что-то писал, пряча руки!
     - Дай   прочту!    -   потребовал   Василиск.   -   Никодим-кожевник,
Николай-ткач,  Феодор  Арбуз,  Ананий,  раб  Стратигия,  Стефан-возница...
Братья, да тут десятки имен!
     Заподозренный приподнялся на колени;  вытянутым,  как морда, лицом он
странно напоминал крысу.
     - Прегнусный! - Дубина отшельника поднялась над агентом префекта.
     - Нет,  -  отказался отшельник, - не оскверню древа, благословл+нного
Симеоном Стилитом,  прикосновением к четырежды нечистому! - и сбросил вниз
поставщика палачей.
     Стон,  визг,  писк, тупые удары дубин, вопли, проклятья и топтание на
одном месте людей, сбившихся в кучу, как для бешеной пляски...
     Таблички,  которые  могли  открыть  дверь  тюрьмы  для  многих,  были
оплеваны, изломаны, растоптаны.
     Незаметно спустившаяся ночь начиналась призывами:
     - К тюрьмам!
     - Освободим страдальцев!
     - Смерть доносчикам!
     - Смерть судьям!
     - Смерть Евдемонию!
     - Побеждай!
     - Напрягайте паруса!





        Глава шестая. ОГОНЬ

                                                Горгона, только взглянув,
                                                делала камнем живых.
                                                По сравненью с делами
                                                позднейшими все эти Гидры,
                                                Горгоны - жалкий миф.
                                                Пустяки!..

                                                        Из древних авторов


        1

     В час вечерней звезды призывы -  побеждай, напрягай паруса! - звучали
на многих улицах и площадях Византии.
     На  теле  громадного города  дурной  болезнью пучились нарывы  тюрем,
звенья цепи, откованной Властью.
     Евдемоний не  мог  вмешаться,  хотя  и  узнал  вовремя об  опасности,
грозящей тюрьмам, - префект боялся разбросать свои и без того слабые силы.
В  такой час не стоило думать о заключенных.  Их не так много.  Правосудие
империи  было  скорым.  Значительнейшая часть  преступлений  и  проступков
наказывалась смертью.  Изредка применялась ссылка.  Неплательщиков налогов
спешили продать в рабство.
     Повинуясь приказам,  легаты и трибуны отводили свои когорты окольными
путями,  минуя  широкие улицы  и  площади.  Одиннадцатый легион  отходил к
Палатию,   чтобы  расположиться  между  базилевсом  и   городом.   Цепочки
легионеров двигались,  как заговорщики.  Трибун возглавлял первую манипулу
когорты, центурионы замыкали свои манипулы. Легат, казначей, писцы, профос
с розгами и топором шли сзади когорт, дабы следить за легионерами. Тщетные
предосторожности!  Манипулы теряли людей.  Беглецы,  зная город,  как свою
ладонь,  исчезали  бесшумно,  подобно  летучим  мышам.  Повинуясь военному
братству,  центурионы умалчивали о покинувших строй, а легионеры не думали
выдавать своих. Они слушались приказа, хотя старые обиды и шевелились, как
черви в запущенных ранах.
     Стены тюрьмы в квартале Октогон,  грязные днем, угольно-черные ночью,
когда-то были отделены рвом и от улицы и от соседних владений.  Прежде это
была казарма,  по староримскому обычаю служившая и укреплением. Второй Рим
превратил казарму в  тюрьму  и  надвинулся на  нее  со  всех  сторон.  Ров
засыпали,  к  стенам прислонились дома,  сзади выстроили храм  нового бога
империи.  Улица,  расширившись было  за  счет  рва,  сузилась наступлением
противоположных домов.
     Двор  казармы,  ставший двором тюрьмы,  застроился жилищами сторожей.
Стены  подняли,  устроили двойные ворота,  между  которыми сидели свирепые