Священного сана и, вероятно, знаменитого, когда главная церковь столицы
(доныне именуемая Десятинною) находилась под его особенным ведением.
Новейшие Летописцы утвердительно повествуют о Киевских Митрополитах сего
времени, но, именуя их, противоречат друг другу. Нестор совсем не
упоминает о Митрополии до княжения Ярославова, говоря единственно о
Епископах, уважаемых Владимиром, без сомнения Греках или Славянах
Греческих, которые, разумея язык наш, тем удобнее могли учить Россиян.
   Случай, опасный для Владимировой жизни, еще более утвердил сего Князя в
чувствах набожности. Печенеги, снова напав на области Российские,
приступили к Василеву, городу, построенному им на реке Стугне. Он вышел в
поле с малою дружиною, не мог устоять против их множества и должен был
скрыться под мостом. Окруженный со всех сторон врагами свирепыми, Владимир
обещался, ежели Небо спасет его, соорудить в Василеве храм празднику того
дня, Святому Преображению. Неприятели удалились, и Великий Князь, исполнив
обет свой, созвал к себе на пир Вельмож, Посадников, старейшин из других
городов. Желая изобразить его роскошь, Летописец говорит, что Владимир
приказал сварить триста варь меду и восемь дней праздновал с Боярами в
Василеве. Убогие получили 300 гривен из казны государственной.
   Возвратясь в Киев, он дал новый пир не только Вельможам, но и всему
народу, который искренно радовался спасению доброго и любимого Государя. С
того времени сей Князь всякую неделю угощал в Гриднице, или в прихожей
дворца своего, Бояр, Гридней (меченосцев Княжеских), воинских Сотников,
Десятских и всех людей именитых или нарочитых. Даже и в те дни,когда его
не было в Киеве, они собирались во дворце и находили столы, покрытые
мясами, дичиною и всеми роскошными яствами тогдашнего времени. Однажды -
как рассказывает летописец - гости Владимировы, упоенные крепким медом,
вздумали жаловаться, что у знаменитого Государя Русского подают им к обеду
деревянные ложки. Великий Князь, узнав о том, велел сделать для них
серебряные, говоря благоразумно: Серебром и золотом не добудешь верной
дружины; а с нею добуду много и серебра и золота, подобно отиу моему и
деду. Владимир, по словам летописи, отменно любил свою дружину и
советовался с сими людьми, не только храбрыми, но и разумными, как о
воинских, так и гражданских делах.
   Будучи другом усердных Бояр и чиновников, он был истинным отцем бедных,
которые всегда могли приходить на двор Княжеский, утолять там голод свой и
брать из казны деньги. Сего мало: больные, говорил Владимир, не в силах
дойти до палат моих - и велел развозить по улицам хлебы, мясо, рыбу,
овощи, мед и квас в бочках. "Где нищие, недужные?" - спрашивали люди
Княжеские и наделяли их всем потребным. Сию добродетель Владимирову
приписывает Нестор действию Христианского учения. Слова Евангельские:
блажени милостиви, яко тии помиловани будут, и Соломоновы: дая нищему,
Богу в заим даете, вселили в душу Великого Князя редкую любовь к
благотворению и вообще такое милосердие, которое выходило даже из пределов
государственной пользы. Он щадил жизнь самых убийц и наказывал их только
Вирою, или денежною пенею: число преступников умножалось, и дерзость их
ужасала добрых, спокойных граждан. Наконец духовные Пастыри Церкви вывели
набожного Князя из заблуждения. "Для чего не караешь злодейства?" -
спросили они. Боюсь гнева Небесного, ответствовал Владимир. "Нет, -
сказали Епископы: - ты поставлен Богом на казнь злым, а добрым на
милование. Должно карать преступника, но только с рассмотрением". Великий
Князь, приняв их совет, отменил Виру и снова ввел смертную казнь, бывшую
при Игоре и Святославе.
   Сим благоразумным советникам надлежало еще пробудить в нем, для
государственного блага, и прежний дух воинский, усыпленный тем же
человеколюбием. Владимир уже не искал славы Героев и жил в мире с
соседственными Государями: Польским, Венгерским и Богемским; но хищные
Печенеги, употребляя в свою пользу миролюбие его, беспрестанно опустошали
Россию. Мудрые Епископы и старцы доказали Великому Князю, что Государь
должен быть ужасом не только преступников государственных, но и внешних
врагов, - и глас воинских труб снова раздался в нашем древнем отечестве.
   [997 г.] Владимир, желая собрать воинство многочисленное для отражения
Печенегов, сам отправился в Новгород; но сии неутомимые враги, узнав его
отсутствие, приближились к столице, окружили Белгород и пресекли сообщение
жителей с местами окрестными. Чрез несколько времени сделался там голод, и
народ, собравшись на Вече, или совет, изъявил желание сдаться неприятелям.
   "Князь далеко, - говорил он: - Печенеги могут умертвить только
некоторых из нас; а от голода мы все погибнем". Но хитрость умного старца,
впрочем не совсем вероятная, спасла граждан. Он велел ископать два
колодезя, поставить в них одну кадь с сытою, другую с тестом и звать
старшин неприятельских будто бы для переговоров. Видя сии колодези, они
поверили, что земля сама собою производит там вкусную для людей пищу, и
возвратились к своим Князьям с вестию, что город не может иметь недостатка
в съестных припасах! Печенеги сняли осаду. Вероятно, что Владимир
счастливым оружием унял наконец сих варваров: по крайней мере Летописец не
упоминает более о их нападениях на Россию до самого 1015 года. Но здесь
предания оставляют, кажется, Нестора и в течение семнадцати лет он
сказывает нам только, что в 1000 году умерли Мальфрида - одна из бывших
Владимировых жен, как надобно думать - и знаменитая несчастием Рогнеда, в
1001 Изяслав, а в 1003 младенец Всеслав, сын Изяславов; что в 1007 году
привезли иконы в Киевский храм Богоматери из Херсона или из Греции, а в
1011 скончалась Анна, супруга Владимирова, достопамятная для потомства:
ибо она была орудием Небесной благодати, извлекшей Россию из тьмы
идолопоклонства.
   В сии годы, скудные происшествиями по Несторовой летописи, Владимир мог
иметь ту войну с Норвежским Принцем Эриком, о коей повествует Исландский
Летописец Стурлезон. Гонимый судьбою, малолетний Принц Норвежский Олоф,
племянник Сигурда, одного из Вельмож Владимировых, с материю, вдовствующею
Королевою Астридою, нашел убежище в России; учился при Дворе, осыпаемый
милостями Великой Княгини, и ревностно служил Государю; но, оклеветанный
завистливыми Боярами, должен был оставить его службу. Чрез несколько лет -
может быть, с помощью России - он сделался Королем Норвежским, отняв
престол у Эрика, который бежал в Швецию, собрал войско, напал на
северо-западные Владимировы области, осадил и взял приступом город
Российский Альдейгабург, или, как вероятно, нынешнюю Старую Ладогу, где
обыкновенно приставали мореплаватели Скандинавские и где, по народному
преданию, Рюрик имел дворец свой. Храбрый Норвежский Принц четыре года
воевал с Владимиром; наконец, уступив превосходству сил его, вышел из
России.
   Судьба не пощадила Владимира в старости: пред концом своим ему
надлежало увидеть с горестию, что властолюбие вооружает не только брата