землю  спускается тишина.  Пыльная  мельница  Вальми,  подобно  всем  прочим
мельницам, скатывает свои  мешки  и перестает  стучать  и  вертеть колесами.
Истертые жернова в этой земной толчее отработали еще один день и расхаживают
теперь  группами   по   деревне   или   сидят  на   гостеприимных   каменных
завалинках20, а  дети их, лукавые бесенята,  копошатся  около  их
ног. Слабое жужжание дружеской беседы поднимается над деревней Сен-Менеульд,
как  и над  всеми другими деревнями. Беседа большей частью дружеская, тихая,
потому что даже драгуны - французы и вежливые люди, да и парижско-верденский
дилижанс с своей кожаной сумкой не  прогрохотал еще  здесь, устрашая людские
умы.
     Тем не менее мы отмечаем одну фигуру у последней двери деревни,  фигуру
в  свободно болтающемся халате.  Это  Жан Батист  Друэ, здешний почтмейстер,
желчный, холерический человек, довольно опасного  вида, еще  в расцвете лет,
хотя он уже отслужил свое время в  драгунах Конде. Сегодня  Друэ раздражен с
раннего утра, и  все время гнев  его поддерживался.  Поутру гусар Гогела  из
скупости решил лучше сторговаться  с хозяином своей гостиницы, а не  с Друэ,
присяжным  почтмейстером, относительно найма лошади для отсылки домой своего
кабриолета, и, узнав это, Друэ распалился гневом,  пошел на  постоялый двор,
пригрозил  хозяину и  никак  не  мог  успокоиться.  Неприятный  день во всех
отношениях; Друэ - ярый патриот, он был в Париже на празднике Пик, а тут эти
солдаты Буйе! Что это означает? Только что вытолкали гусар с их  кабриолетом
(будь ему  пусто!),  как  вдруг  является Дандуан  с драгунами из  Клермона,
которые слоняются по деревне. Чего ради? Желчный Друэ в развевающемся халате
входит  и выходит,  смотрит  вдаль  с  той остротой  зрения, которую придает
человеку кипучая злоба.
     А  по другой стороне деревенской улицы прогуливается  капитан Дандуан с
равнодушным лицом и терзаемым черной заботой сердцем. Берлины баронессы Корф
нет  как нет! Великолепное солнце садится в ярком пламени, и сердце капитана
трепещет в невыразимом опасении.
     Боже! Вот быстро скачет желтый лейб-гвардеец  курьер, озаренный красным
пламенем  заката!  Тише,  Дандуан,  стой  смирно  с непроницаемо-равнодушным
лицом,  хотя   желтый   болван   и  проскакал  мимо   почтовой  станции;  он
расспрашивает,  где она, и приводит в  волнение всю деревню, восхищенную его
нарядной  ливреей.  Вот  с  грохотом подкатывает  и берлина  Корф  с  горами
чемоданов и с коляской позади; чудовищная галера с маленьким ялботом наконец
добралась  сюда.  Глаза  поселян  широко  раскрываются,  как  всегда,  когда
проезжает экипаж, представляющий для них  событие. Шатающиеся кругом драгуны
почтительно -  так  хороши желтые ливреи -  подносят  руку к каске, и дама в
цыганской  шляпе  отвечает со свойственной  ей грацией21. Дандуан
стоит со  скрещенными  руками  и с  таким презрительно-индифферентным  видом
гарнизонного  офицера, на какой  только  способен  человек,  в то время  как
сердце его готово выпрыгнуть из груди Лихо закрученные усы, беспечный взгляд
который, однако, зорко наблюдает за группами  крестьян: они не нравятся ему.
Глазами  он  говорит  желтому курьеру: "Скорее, скорее!" Но желтый болван не
может понять  взгляда и,  бормоча, идет  к нему с расспросами на виду у всей
деревни!
     Не дремлет в это время  и почтмейстер Друэ: он входит и выходит в своем
долгополом  халате,  вникая  при   свете  заката  в  то,  что  видит.  Когда
способности  человека  изощрены  раздражением,  то  это  в иное  время может
повести ко  многому. Эта  дама  в надвинутой на лоб цыганской  шляпе, хотя и
сидит на передке в экипаже, однако похожа на одну особу, которую мы когда-то
видели не то на  празднике  Пик, не то в другом месте. А этот  Grosse-Tete в
круглой  шляпе  и парике,  который,  время от времени  высовываясь,  смотрит
назад; сдается мне, что он смахивает?.. Живее, сиер Гийом, писец Директории,
принесите  мне   новую  ассигнацию!  Друэ  рассматривает  новую  ассигнацию,
сравнивает портрет на  кредитном  билете с большеголовым человеком в круглой
шляпе:  "Клянусь днем и ночью,  это, можно  сказать, смягченное  изображение
того.  Так  вот  что означает  это передвижение  войск,  это. фланирование и
перешептывание. Понимаю!"
     Итак, почтмейстер Друэ, пылкий  патриот  и бывший драгун  Конде, решай,
что тебе следует делать! Да, решай скорее, потому что, смотри, новая берлина
проворно перепряжена  и  под  хлопанье  бича  катит дальше!  Друэ  не  смеет
последовать первому побуждению и схватиться обеими руками за  вожжи: Дандуан
отрубил бы ему руки своей саблей. У наших бедных национальных волонтеров, из
которых здесь не видно ни одного, хотя имеется триста ружей, но  нет пороха;
да к тому же  и у Друэ нет  еще полной уверенности, а  есть только моральное
убеждение. Как ловкий отставной драгун Конде, он делает самое благоразумное:
совещается по секрету с писцом Гийомом, также бывшим драгуном Конде, и, пока
тот седлает двух самых резвых лошадей, пробирается в Ратушу шепнуть кое-кому
словечко,  а  затем  садится  с писцом  Гийомом на лошадей, и оба  скачут на
восток, следом за берлиной, посмотреть, что можно сделать.
     Пока они едут крупной рысью, их моральное убеждение распространяется из
Ратуши по  деревне  озабоченным шепотом. Капитан Дандуан  приказывает  своим
драгунам  садиться на коней,  но, увы! те жалуются  на продолжительный пост,
требуют  сначала хлеба с сыром, и, раньше  чем эта короткая трапеза кончена,
слух разошелся  уже  по  всей деревне, и  теперь уже не шепчутся,  а кричат,
ревут. Спешно  созванные  национальные волонтеры  с  криками требуют пороха;
драгуны колеблются  между патриотизмом и дисциплиной, между хлебом с сыром и
поднятыми  штыками.  Дандуан  тайно  передает  свой  бумажник  с  секретными
депешами  старому квартирмейстеру;  даже  конюхи  выходят с вилами и цепями.
Строгий  квартирмейстер   вскакивает   на   полуоседланную  лошадь,   саблей
прокладывает  себе дорогу  сквозь  сомкнутые  штыки,  сквозь  патриотические
вопли, проклятия и  цепи  и  скачет  как безумный22. Немногие  из
солдат следуют за ним, остальные уступают мягкому принуждению и остаются.
     Итак, новая берлина мчится; Друэ и Гийом скачут вслед за нею, а солдаты
или солдат Дандуана -  за  ними; Сен-Менеульд и большая  дорога на несколько
миль в восстании, а наша грозная военная цепь разорвалась саморазрушительным
образом и, можно опасаться, с самыми страшными последствиями.

        "Глава седьмая. НОЧЬ ШПОР"

     Все  это  происходит из-за  таинственных  эскортов  и новой  берлины  с
одиннадцатью лошадьми; "тот, у  кого есть тайна,  должен скрывать  не только
ее, но  и  то, что ему  есть, что скрывать". Первый военный эскорт уничтожил
сам себя, и теперь  возмутятся все остальные эскорты вместе с подозрительной
страной, и  все  это разразится  громом,  который нельзя сравнить  с  громом
победы. Скорее его можно сравнить с первым движением горной лавины, которая,
раз сорвавшись, как  здесь  в Сен-Менеульде, будет нарастать  и катиться все
дальше и дальше, до  Стенэ, с грохотом и дикой  разрушительной силой, пока и
патриоты-крестьяне, и  жители деревень, и военные эскорты, и новая берлина с