titre qu'ils prennent"  (Монсеньер, такой  титул у них принят)15.
Как мы уже сказали, Людовик не обладал такой счастливой чертой характера, по
крайней мере  он старался не  замечать,  что есть смерть. Он запретил всякие
разговоры о  смерти, терпеть не мог кладбищ, надгробных  памятников - всего,
что напоминает о ней.  Как это  похоже на  страуса,  сунувшего  свою  глупую
голову в песок и думающего, что если он не видит охотников, то и охотники не
заметят  глупого  страуса.  У  всякой  медали  есть  оборотная сторона,  вот
поэтому-то  и  на него накатывало  иногда нечто  вроде спазма,  и  тогда  он
приказывал остановить  карету возле  кладбища и посылал кого-нибудь  (иногда
шел  сам) узнать,  сколько  сегодня  было  похорон.  Бедная  мадам  Помпадур
страдала  в этих  случаях  ужасно  -  у  нее  к  горлу  подступала  тошнота.
Представьте себе,  что  подумал разодетый,  едущий на  охоту  Людовик, когда
вдруг из-за  поворота  на лесной  тропинке показался оборванный  крестьянин,
несущий гроб. "Кому гроб?" - "Бедному брату во Христе, рабу, трудившемуся на
своем  участке, на  которого его величество,  быть  может,  случайно  бросил
взор".  -  "От  чего   он  умер?"  -   "От  голода".  -   Король   пришпорил
коня16.
     
     Представим  себе, что теперь думает он, когда безжалостная,  неумолимая
смерть  вдруг  стиснула ему сердце. Да,  бедный Людовик, ты теперь во власти
смерти! И ни дворцовые стены, ни стража, ни  пышность, ни строгий церемониал
не помешают ей  войти. Да, она уже здесь - следит за твоим дыханием  и ждет,
когда можно будет  оборвать его.  Все твое  существование прошло  как пышное
театральное  представление,  как  химерический  сон,  но вот  пришло  время,
раздался страшный грохот - нет  больше роскоши Версаля, рухнуло все, на  что
опиралась  твоя душа,  и ты летишь куда-то, нагой, как все люди, и не король
уже  больше,  летишь  в  чудовищную  пустоту,  в отверстое царство  бледного
призрака, не в силах противиться тому, что предназначено тебе! Несчастный, о
чем  ты  думаешь  сейчас,  ворочаясь  на  смертном одре? Что ждет тебя - ад,
чистилище?  Весьма  возможно.  А  что  в  прошлом?  Сделал ли  ты  хоть  раз
что-нибудь  доброе, что зачтется тебе? Может быть, щедро помог какому-нибудь
смертному? Может  быть,  милостиво облегчил  чью-нибудь  горькую участь? Или
вокруг тебя в этот  час одни только духи, пятьсот тысяч духов-призраков тех,
кто позорно погиб на  полях сражений от Росбаха  до Квебекачтобы твоя наложница могла отомстить  за эпиграмму? Вспомни  же свой гнусный
гарем,   проклятие  матерей,  слезы  и  бесчестье  дочерей!  Презренный!  Ты
"совершил  столько зла, сколько  было в твоих  силах". Совершенно непонятно,
зачем  ты пришел в этот мир, какую  принес пользу  - все твое  существование
кажется какой-то ошибкой природы, отвратительным  выкидышем.  Не был  ли  ты
мифическим грифоном, пожирающим  все,  что  создано рукой человека, которому
каждый день нужна была девственница в его пещере. Чешую этого грифона нельзя
было пробить копьем, но ведь от смерти, не правда ли, нет  защиты? Да-да, ты
кажешься нам  грифоном,  воплотившимся  в человека!  Ужасны  твои  последние
минуты, и мы не станем нагнетать ужасы вокруг постели умирающего.
     завершилось победой Англии. Результаты Семилетней  войны в Северной  Америке
были  закреплены  Парижским   мирным  договором   1763  г.   С   французским
колониальным господством в Канаде было покончено.

     Чем более низок и  подл  человек, тем приятнее  ему бальзам лести. Вот,
например,  Людовик царствовал, но разве  ты не царствуешь тоже?  Посмотри на
Францию,  королем которой он  был,  с точки зрения неподвижных звезд (а ведь
это еще далеко не бесконечность), видишь  - -  теперь эта огромная страна не
больше кирпичного заводика,  на котором ты  трудишься в поте лица или, может
быть, отлыниваешь  от дела. О, человек, ты - "символ вечности, но ты заперт,
как в  тюрьме, в том времени, в котором живешь!". Не своими трудами, которые
все преходящи и бесконечно малы,  и совершенно независимо от  того, велик ты
или незначителен, но ценен  ты лишь  благодаря своему  духу; лишь  благодаря
своему духу, который проникает всюду, ты и побеждаешь время.
     Давайте  только вообразим  себе,  какую  задачу поставила  жизнь  перед
бедным Людовиком в  тот момент,  когда  он встал здоровым с постели  в Меце,
получив прозвище Возлюбленный! Как  вы  думаете,  нашелся  бы такой  человек
среди  сынов  Адама,   который  смог  бы  перестроить  всю  эту  путаницу  и
неразбериху  и привести  ее в  порядок?  И  вот  слепой  судьбе  было угодно
вознести  нашего Людовика  на вершину этой  неразберихи,  а  он, плывя в  ее
неудержимом  потоке,  так же  мало  может  перестроить  ее, как  плывущее  в
Атлантическом океане бревно может успокоить находящийся  в  вечном  волнении
под воздействием  ветра и Луны океан.  "Что я  сделал, чтобы заслужить такую
любовь?" - сказал он тогда в  Меце. Теперь он мог бы спросить: "Что я сделал
такого и почему меня  все так ненавидят?" Твоя вина в том и  состоит, что ты
ничего не сделал. Да и что  можно было  сделать в его положении? Отречься от
престола,  так сказать умыть руки,  в пользу первого встречного,  который бы
пожелал занять его место. Какое-либо другое ясное и  мудрое решение ему было
неведомо. Вот стоит он, растерянный,  ничего не понимающий в  происходящей в
обществе  неразберихе, и единственное, что кажется ему вполне достоверным, -
так это  то, что он обладает пятью чувствами, т. е. что есть проваливающиеся
сквозь  пол  столы   (Tables  Volantes),   которые  появляются  снова,   уже
нагруженные яствами, и что есть Parc-aux-serfs.
     Таким  образом,  перед  нами снова  исторический  курьез,  своеобразные
обстоятельства,  при которых  человеческое  существо отдалось  на волю  волн
безграничного океана никчемности, причем плывущему кажется, что он  плывет к
некой  цели. И это при  всем  при том, что  Людовик в какой-то мере  обладал
даром  прозорливости. Запомнила ведь ужинавшая с ним шлюха, как  он сказал о
человеке,  вновь  назначенном на  пост  морского министра и  обещавшем,  что
теперь  наступит новая эра: "Вот  и  этот  тоже разложил товар и обещает все
изменить чудесным образом, но ничего чудесного не произойдет, потому  что он
ничего не знает в своей  области - он все это навоображал". Или вот  еще: "Я
слышал  такие речи уже раз двадцать. Убежден, что у Франции никогда не будет
флота".  Как,  например,  трогательно  слышать  следующее: "Если  бы  я  был
начальником парижской полиции, я б запретил кабриолеты"17.
     Да,  конечно,  он обречен, ведь  не может же  не быть  обречен человек,
представляющий  один  сплошной  ляпсус!  Причем  это  король  нового   типа,
roi-faineant,  король-бездельник,  у  которого,   однако,   весьма  странный
мажордом.  Нет,  это  не кривоногий  Пипин,  это пока  скрытый за  облаками,
огнедышащий  призрак, призрак  демократии,  появление  которого нельзя  было
предвидеть, который затем охватит  весь мир! Так неужели  же наш Людовик был
хуже  любого другого  бездельника  или обжоры,  каких  много,  или человека,
живущего  только ради своих удовольствий и зря обременяющего землю, творение
Божие?  Да  нет, просто он был несчастнее!  Потому что  вся  его  похожая на