какое  правосудие.  Веревка  накинута на  их  шею, и  судьба  их  скоро
решится!  13 ноября мэр Байи отправится в  Palais de  Justice - причем  даже
мало  кто обратит  на него внимание  - и запечатает муниципальной  печатью и
горячим  сургучом те комнаты, где хранятся парламентские  бумаги;  и грозный
Парижский парламент исчезнет  в хаосе, тихо и мягко, как сон!  Так  погибнут
вскоре все парламенты, и бесчисленные глаза останутся сухи
     новых муниципалитетов.

     Не  так  обстоит  дело с  духовенством. Предположим  даже, что  религия
умерла,  что  она умерла  полвека назад  с  неописуемым  Дюбуа  или  недавно
эмигрировала  в  Эльзас с кардиналом ожерелья  Роганом  или что  она  бродит
теперь, как привидение, с епископом Отенским Талейраном, однако  разве  тень
религии,  религиозное  лицемерие  не  продолжают  существовать?  Духовенство
обладает   средствами    и   материалом;   средства   -   его   численность,
организованность, общественное влияние; материал - по  меньшей мере всеобщее
невежество, справедливо  считаемое матерью набожности. Наконец, разве уж так
невероятно, что в  простодушных  сердцах  еще может  там  и  сям  скрываться
наподобие золотых крупинок,  рассыпанных в  береговой тине, истинная Вера  в
Бога такого странного и стойкого характера, что даже Мори или Талейран может
служить  олицетворением  ее?  Итак, духовенство обладает силой,  духовенство
обладает  коварством  и  преисполнено  негодования.  Вопрос о духовенстве  -
роковой вопрос.  Это извивающийся клубок змей, которых Национальное собрание
растревожило, и они  шипят ему в уши, жалят, и нельзя их ни умиротворить, ни
растоптать,   пока   они   живы.   Фатально  с   начала  до   конца!   После
пятнадцатимесячных  дебатов  с великим  трудом удается  составить на  бумаге
гражданскую конституцию духовенства, а сколько нужно времени, чтобы провести
ее в жизнь? Увы, такая гражданская  конституция является только соглашением,
ведущим к несогласию. Она раздирает Францию из конца в конец новой трещиной,
бесконечно   запутывающей   все   остальные   трещины:   с   одной  стороны,
неистовствуют  остатки католицизма в  соединении с лицемерием католицизма; с
другой -  неверующее  язычество, и  оба вследствие  противоречий  становятся
фанатичными. Какой бесконечный спор между непокорными, стойкими священниками
и презираемым конституционным  духовенством;  между совестью чувствительной,
как у короля,  и совестью притупленной, как у некоторых  из его подданных! И
все  это кончится  празднествами в честь Разумаглубоко  коренится религия  в сердце  человеческом, так  срастается  со всем
множеством его страстей! Если мертвое эхо  ее сделало так много,  то чего не
может сделать ее живой голос?
     Финансы и конституция, законы и Евангелие - кажется, достаточно работы,
но  это еще не  все. В действительности министерство и сам  Неккер, которого
железная  дощечка,  "прибитая  над  его  дверью народом", называет  Ministre
adoreзаконодательная  власть,  распоряжения  и  проведение  их в  деталях  -  все
ускользает несделанным из  их  бессильных рук,  все перекладывается  в конце
концов  на  натруженные плечи верховного представительного Собрания.  Тяжело
груженное  Национальное собрание!  Ему приходится выслушивать о бесчисленных
новых восстаниях, разбойничьих набегах, о подожженных замках на западе, даже
о  брошенных в  огонь ящиках  с хартиями (Charretiers),  потому что и  здесь
чрезмерно  нагруженное вьючное  животное  грозно  поднимается  на  дыбы. Оно
слышит о городах на юге, объятых гневом и  соперничеством, разрешить которое
могут лишь скрещенные сабли. Марсель восстает на Тулон, и  Карпантра осажден
Авиньоном.  Оно  слышит  о  множестве  роялистских  столкновений на  пути  к
свободе, даже  о столкновениях между патриотами просто из-за соперничества в
проворстве! Слышит о Журдане  Головорезе, который  пробрался в южные области
из подвалов темницы Шатле и поднимает на ноги целые полчища негодяев.

     период якобинской диктатуры.
     контрреволюционное   восстание,  поддержанное   монархистами-эмигрантами   и
Англией.
     
     Приходится  услышать и о лагере роялистов в  Жалесе: Жалес - опоясанная
горами равнина  среди  Севенн, откуда роялизм  может,  как одни опасаются, а
другие надеются,  низвергнуться, подобно горному потоку, и затопить Францию!
Странная вещь этот Жалесский лагерь,  существующий главным образом только на
бумаге. Ведь жалесские солдаты  - все крестьяне или национальные гвардейцы и
поэтому  в душе истинные  санкюлоты. Все, что могли сделать  их  роялистские
офицеры,  -  это сдерживать их  с помощью обмана или, вернее,  писать  о них
ложные  донесения,  представляя их в виде  грозного призрака на тот  случай,
если бы удалось снова завладеть Францией  с  помощью театральных  ухищрений,
перенесших в жизнь  картину роялистской армии6. Только  на третье
лето  это   урывками  вспыхивавшее  и  снова  исчезавшее  знамение   потухло
окончательно, и старый замок Жалес  - лагерь вообще не был  видим  телесному
оку - был снесен национальными гвардейцами.
     Национальному собранию приходится  слышать  не только  о  Бриссо и  его
друзьях-чернокожих,  но  мало-помалу  и  обо   всем  пылающем  Сан-Домингопылающем огнем
     французская  колония  Сан-Доминго.  В  период  Французской  революции  здесь
развернулось освободительное движение, в  результате которого в 1804 г. была
образована самостоятельная республика Гаити.

     в  буквальном  смысле  и,  что  еще  хуже,  в  метафорическом,  освещая
погруженный во 'мрак океан.  На нем  лежит забота об интересах  мореходства,
земледелия,  обо  всем, что  доведено до отчаянного состояния: о  спутанной,
скованной   везде   промышленности   и   буйно   расцветших    мятежах;   об
унтер-офицерах, солдатах и матросах, бунтующих на море и на суше; о солдатах
в  Нансипушек; о  матросах, даже о галерных рабах в Бресте, которых также  следовало
расстрелять, но не нашлось для этого второго Буйе. Одним словом, в те дни не
было царя у Израиля и всякий человек делал то, что казалось правильным в его
собственных глазах7.
     вызванные волнениями в армии.