Потоси".
   Неудивительно, что такие безнравственные чувства вызывали в течение  двух
столетий неодобрение моралистов и экономистов, считавших себя гораздо  более
добродетельными на основании своей суровой доктрины, согласно которой нельзя
найти других надежных средств, кроме крайней бережливости и экономии, как со
стороны отдельных лиц, так и со стороны  всего  государства.  Петти,  с  его
защитой "развлечений, великолепных  зрелищ,  триумфальных  арок  и  т.  п.",
уступил место копеечной мудрости гладстоновских финансов  и  такой  системе,
когда  государство  "не  может  позволить  себе"  госпитали,  места  отдыха,
красивые здания и даже охрану памятников старины, а  тем  более  великолепие
музыки  и  драмы,  предоставляя  все  это  частной  благотворительности  или
великодушию щедрых людей.
   О подобных идеях не вспоминали в респектабельных кругах в течение  целого
столетия,  пока  у  Мальтуса,  в  его  поздних  работах,   представление   о
недостаточности эффективного спроса не заняло определенного места в  научном
объяснении безработицы. Поскольку я остановился на этом довольно подробно  в
моем очерке о  Мальтусе  (173)  ,  то  здесь  можно  воспроизвести  одну-две
характерные цитаты из упомянутого очерка:
   "Почти  в  каждой   части   мира   мы   видим   обширные   бездействующие
производительные силы, и я объясняю это явление тем, что из-за неправильного
распределения созданного продукта не возникает  достаточных  побуждений  для
продолжения производства... Я определенно утверждаю, что попытка накапливать
слишком быстро (что предполагает значительное сокращение непроизводительного
потребления)  должна  преждевременно  затормозить   рост   богатства   ввиду
ослабления обычных стимулов к производству... Но  если  верно,  что  попытка
накапливать очень быстро вызовет такое распределение  между  вознаграждением
за труд  и  прибылями,  которое  почти  совсем  подорвет  как  побуждения  к
накоплению,  так  и  возможности  накопления  в  будущем  и,  следовательно,
возможности содержания и использования растущего населения, то не следует ли
признать, что такие попытки накапливать слишком  быстро  или  слишком  много
сберегать могут быть в действительности вредны для страны?" (174)
   "Вопрос заключается в том, может ли этот застой в накоплении  капитала  и
вытекающий  отсюда  застой  в  спросе  на  труд,   порожденные   увеличением
производства без соответственного увеличения непроизводительного потребления
лендлордов и капиталистов, иметь место без ущерба  для  страны,  не  ведя  к
меньшей степени счастья и богатства, чем это было бы в том случае,  если  бы
непроизводительное потребление лендлордов и капиталистов находилось в  таком
отношении к естественным излишкам  общества,  чтобы  обеспечить  непрерывное
поддержание стимулов  к  производству,  предотвратить  сначала  ненормальный
спрос на труд, а затем неизбежное и внезапное сокращение  этого  спроса.  Но
если это так, то как можно говорить, что бережливость, хотя она и может быть
вредной для производителей, не может быть вредной для  государства  или  что
увеличение непроизводительного  потребления  лендлордов  и  капиталистов  не
может иногда оказаться подходящим средством для исправления положения, когда
мотивы к производству ослабели" (175) .
   "Адам Смит  утверждал,  что  капиталы  увеличиваются  бережливостью,  что
каждый экономный человек является благодетелем  общества  и  что  увеличение
богатства зависит от  превышения  производства  над  потреблением.  Что  эти
положения  в  значительной  мере  правильны,  не  подлежит  сомнению...   Но
совершенно очевидно, что они не могут быть верными до  бесконечности  и  что
принцип  сбережения,  доведенный  до  крайности,  подорвал  бы   стимулы   к
производству. Если бы каждый  довольствовался  самой  простой  пищей,  самой
скромной одеждой и- жильем, то,  очевидно,  и  не  существовало  бы  никаких
других видов пищи, одежды и жилья... Видимо, то и другое - крайности. Отсюда
следует,  что  должен  существовать  какой-то   средний   уровень   -   хотя
политическая экономия, пожалуй, и не сможет его  установить,-  при  котором,
учитывая состояние производительных  сил  и  желание  потреблять,  поощрение
роста богатства было бы наибольшим" (176) .
   "Среди всех мнений, высказанных способными и умными  людьми,  с  которыми
мне пришлось встретиться, мнение Сэя, утверждающего, что  "потребленный  или
уничтоженный продукт - все равно что потерянный рынок сбыта" (I, i ch.  15),
как мне кажется, наиболее откровенно  противоречит  верной  теории  и  почти
постоянно опровергается практикой. И, однако, оно прямо вытекает  из  нового
учения, в силу которого нужно рассматривать  товары  только  в  их  взаимном
отношении друг к другу, а не к потребителям. Что, спросил бы я, сделалось бы
со спросом  на  товары,  если  бы  все  потребление,  кроме  хлеба  и  воды,
прекратилось на ближайшие полгода? Какое бы получилось  накопление  товаров!
Какой сбыт! Какой замечательный рынок получился бы при этом!" (177)
   Однако Рикардо остался совершенно  глух  к  тому,  что  говорил  Мальтус.
Последний отзвук этого спора можно найти в рассуждении Джона Стюарта Милля и
его теории фонда заработной платы (178)  ,  игравшей,  по  его  собственному
мнению, важную роль  в  опровержении  им  позднего  Мальтуса,  на  спорах  о
котором, он, конечно, был воспитан.
   Последователи Милля  отвергли  его  теорию  фонда  заработной  платы,  но
проглядели тот факт, что  опровержение  Миллем  Мальтуса  зависело  от  этой
теории. Их прием заключался в том, чтобы исключить  эту  проблему  из  свода
законов экономической теории, не решив ее, а  предав  забвению.  Она  вообще
исчезла  из  научных  дискуссий.  Кэрнкросс,  искавший  недавно  следы  этой
проблемы в трудах второстепенных викторианцев (179) , нашел их  меньше,  чем
можно было ожидать (180) . Теории недопотребления пребывали  в  забвении  до
появления в 1889 г. "Физиологии промышленности"  Дж.  А.  Гобсона  и  А.  Ф.
Меммери - первого и  наиболее  значительного  из  многочисленных  томов  его
работ, в которых, в течение почти 50 лет, Гобсон боролся с.  неослабевающим,
но почти бесплодным рвением и отвагой против многочисленных ортодоксов. Хотя
теперь эта  книга  совершенно  забыта,  публикация  ее  в  известном  смысле
знаменует эпоху в развитии экономической мысли (181) .
   "Физиология промышленности" была написана Гобсоном в сотрудничестве с  А.
Ф. Меммери. Гобсон изложил историю написания этой  книги  следующим  образом
(182) . "Только к середине 80-х годов моя неортодоксальность в экономической
теории начала принимать определенную  форму.  Хотя  кампания  Генри  Джорджа
против земельной собственности и агитация различных  социалистических  групп
против явного угнетения рабочего класса, вместе с откровениями обоих  Бутсов
по поводу лондонской нищеты, произвели на меня глубокое впечатление, они  не
подорвали мою веру в политическую экономию. Это  произошло,  можно  сказать,
из-за случайной встречи. Будучи учителем в школе в Эксетере, я  познакомился
с одним бизнесменом по имени Меммери, известным альпинистом, открывшим новый
путь к вершине Меттер-хорна и погибшим в  1895  г.  при  попытке  достигнуть
знаменитой гималайской вершины Нанга-Парбат. Меня связывали с ним - вряд  ли
стоит об этом даже говорить,- конечно, не интересы в области альпинизма.  Он
был  также  и   интеллектуальным   исследователем,   обладавшим   врожденной