Шампольон,   руководствуясь   греческим   текстом,  предположил  здесь   имя
египетской царицы  Клеопатры  (эта  мысль тоже представляется сейчас  весьма
нехитрой).  И вот, когда Шампольон выписал обе группы знаков,  расположив их
одну под другой, и когда в имени "Клеопатра" знаки 2, 4 и 5 совпали с 4, 3 и
1  в имени  "Птолемей", - ключ к дешифровке иероглифов был найден! Только ли
ключ к неизвестной письменности? Нет, ключ ко всем тайнам Египта.
     Сегодня  мы  знаем,  как  бесконечно  сложна  иероглифическая  система.
Сегодня студент как само собой разумеющееся принимает то,  что в  те времена
еще было не познано,  изучает то, что Шампольон, основываясь на своем первом
открытии, добыл тяжелым трудом.
     Сегодня   мы   знаем,  какие   изменения   претерпела   иероглифическая
письменность в своем  развитии от  древних иероглифов до курсивных форм  так
называемого  иератического   письма,  а  впоследствии  до   так  называемого
демотического письма - еще более сокращенной, еще более  отшлифованной формы
египетской скорописи; современный Шампольону ученый не видел этого развития.
Открытие, которое  помогало  ему раскрыть  смысл одной  надписи, оказывалось
неприменимым  к другой.  Кто из нынешних  европейцев  в  состоянии прочитать
рукописный  текст  XII  века, даже  если  этот  текст  написан  на одном  из
современных  языков?  А  в  разукрашенной буквице какого-либо средневекового
документа не имеющий специальной подготовки читатель вообще не узнает букву,
хотя  от этих текстов, принадлежащих знакомой нам цивилизации, нас  отделяют
не более десяти  столетий. Ученый, изучавший иероглифы, имел, однако, дело с
чуждой, неизвестной ему цивилизацией и с письменностью,  которая развивалась
на протяжении трех тысячелетий.
     Сегодня не представляет никаких затруднений отличить фонетические знаки
от знаков-слов  и  знаков-определителей;  это  разграничение положило начало
классификации знаков и рисунков во всем их многообразии и  различии; сегодня
никого не удивляет, если одна надпись читается справа налево, другая - слева
направо, а третья - сверху вниз, ибо  теперь все знают, что это было присуще
определенному языку в определенное, ныне твердо установленное время.
     Розеллини в Италии, Лееман в Нидерландах, де Руже во Франции, Лепсиус и
Брупп в Германии накопили множество фактов, сделали немало открытий. Десятки
тысяч папирусов были доставлены в Европу, расшифровывались все новые и новые
надписи на храмах, памятниках, гробницах. Посмертно опубликовали "Египетскую
грамматику"  Шампольона  (Париж,  1836-1841),  им  же  составленный  словарь
древнеегипетского  языка   (наряду  с  дешифровкой   письменности  Шампольон
занимался  объяснением  языка),  а  затем  "Заметки"  и "Памятники Египта  и
Нубии".  Основываясь  на  этих  и  позднейших  исследованиях,  науке удалось
сделать шаг от  дешифровки к написанию, практически,  правда,  ненужный,  но
которым можно  было гордиться. В Египетском зале дворца в Сиденхеме написаны
иероглифами  имена королевы  Виктории и принца-консорта Альберта,  ее  мужа.
Иероглифическими  знаками  начертаны в  Берлине годы  основания  Египетского
музея. Лепиус прибил к пирамиде Хеопса  в Гизэ табличку, которая увековечила
в иероглифах имя Фридриха Вильгельма  IV, организовавшего  экспедицию. Будет
ли это  лишним,  если  мы  последуем  за Шампольоном  (человеком, который до
тридцати восьми лет знал Египет лишь по  описаниям, но тем не менее заставил
заговорить его древние памятники) в его первом путешествии по стране пирамид
и если мы расскажем о его первых настоящих приключениях?
     Не всегда кабинетному ученому дано лично убедиться в правильности своих
теорий  путем  непосредственных  наблюдений. Нередко  ему  даже  не  удается
побывать в тех местах, где он мысленно пребывает на протяжении десятилетий.
     Шампольону  не было  суждено дополнить  свои  выдающиеся  теоретические
изыскания  успешными  археологическими  раскопками.  Но увидеть  Египет  ему
удалось,  и  он   смог   путем   непосредственных  наблюдений   убедиться  в
правильности всего, о чем  передумал в  своем уединении.  Еще юношей, далеко
выходя в своих знаниях за рамки задачи дешифровки, он  занимался хронологией
и  топографией  древнего  Египта;  поставленный   перед   необходимостью  на
основании   весьма   недостаточных   сведений   определить  во   времени   и
классифицировать ту или иную статую или надпись,  он выдвигал  одну гипотезу
за другой. Теперь, приехав в страну своих исследований, он  попал примерно в
такое же положение, в  каком очутился бы зоолог, сумевший по остаткам костей
и окаменелостей восстановить облик динозавра, если бы  он внезапно перенесся
в меловой период и увидел бы это доисторическое животное в плоти и крови.
     Экспедиция  Шампольона  (она продолжалась  с июля 1828 года  до декабря
1829 года) была поистине его триумфальным шествием.
     Только официальные  представители  французских властей не могли забыть,
что  некогда  Шампольон  считался государственным  преступником  (дело  было
прекращено в связи  с  общим курсом политики монархии Людовика XVIII; точные
данные  об  этом  отсутствуют).  Местные жители  прибывали толпами, стремясь
увидеть того, кто "может  прочитать надписи  на  древних камнях". Шампольону
пришлось  ввести  железную  дисциплину,  чтобы  заставить  участников  своей
экспедиции каждый вечер возвращаться на нильские  корабли "Хатор"  и "Исида"
под защиту  "двух дружелюбных египетских  богинь". Энтузиазм местных жителей
до  такой степени воодушевил участников экспедиции, что  они даже  исполнили
перед  египетским пашой Мухаммедом-беем  "Марсельезу"  и песни о  свободе из
"Немой из  Портичи".  Но  экспедиция  не только развлекается,  она работает.
Шампольон  делает открытие  за  открытием.  Он находит  все  новые  и  новые
доказательства, подтверждающие его теории.  Одного взгляда  ему  достаточно,
чтобы разграничить  по  эпохам  и  классифицировать карьеры  в  каменоломнях
Мемфиса. В Мит-Рахине он открывает два храма и мертвый город. В Саккара, где
через многие годы сделает великие открытия Мариэтт,  он находит упоминание о
некоем царе - Унасе - и безошибочно относит его царствование к ранней эпохе.
В  Телль-Амарне он приходит к  убеждению, что громадное сооружение, которое,
по  мнению  Жомара, служило для  хранения зерна, на  самом деле было  не чем
иным, как большим храмом этого города.
     А затем  ему  было суждено  испытать чувство полного торжества: одно из
его  утверждений,  за  которое  шесть лет тому  назад его наградили  дружным
хохотом  члены Египетской комиссии, как оказалось, полностью соответствовало
истине.
     Корабли  останавливаются в Дендера.  Перед  ними  храм,  один из  самых
больших  египетских храмов, тот, который  - ныне  это уже известно -  начали
строить еще цари двенадцатой  династии, могущественнейшие  правители  Нового
царства: Тутмес III,  Рамсес  Великий и его преемник. Сооружение этого храма
продолжалось при Птолемеях, а затем и при римлянах - Августе и Нерве; ворота
и  внешняя   сторона  достраивались  при  Домициане  и  Траяне.  Сюда  после
труднейшего  пешего  перехода по  пустыне  пришли  войска Наполеона, которых
буквально  ошеломила  представшая  перед  ними картина.  Здесь  приостановил
движение  своей  дивизии,  мчавшейся  по  следам  мамелюков,  генерал  Дезэ,
очарованный  мощью и величием угаснувшего  царства (какие сантименты с точки
зрения генерала XX века!).