Египетского  института  в  Каире,  французским   комиссаром  при  египетском
правительстве,  начальником  судебного ведомства и душой  Научной  комиссии.
Теперь он  был префектом департамента Изеры и  жил в Гренобле, собрав вокруг
себя лучшие умы города. Во время одной из инспекций школ он вступил в спор с
Франсуа,  запомнил  его,  пригласил к  себе и показал  ему  свою  египетскую
коллекцию.
     Смуглолицый   мальчик,  словно  зачарованный,   смотрит  на   папирусы,
рассматривает первые  иероглифы на каменных плитах. "Можно это  прочесть?" -
спрашивает он. Фурье отрицательно качает головой. "Я  это прочту, - уверенно
говорит маленький  Шампольон  (впоследствии он будет часто рассказывать  эту
историю), - я прочту это, когда вырасту!"
     Не напоминает  ли  это  о  другом  мальчике,  который  однажды  так  же
убежденно и  с той же маниакальной уверенностью сказал своему отцу: "Я найду
Трою!" Но какими различными  путями  шли  они  к осуществлению своих детских
мечтаний! Как различны были их методы!
     Шлиман был самоучкой чистейшей воды. Шампольон ни на шаг  не отклонился
от  намеченного пути  в овладении  науками  (кстати,  он  прошел  этот  путь
настолько быстро, что обогнал всех товарищей по учебе);  Шлиман начинал свои
исследования,  не  имея  никакой  специальной  подготовки.  Шампольон  -  во
всеоружии  научных знаний своего века. О  его образовании заботился брат. Он
пытался  сдерживать невероятную жажду знания,  обуревавшую мальчика. Тщетно!
Шампольона интересовали самые отдаленные вопросы,  и он протаптывал тропинки
ко всем Монбланом наук. В  двенадцать лет он опубликовал  свою первую книгу,
название  которой   говорит  само  за  себя:  "История  знаменитых   собак".
Отсутствие систематического исторического обзора мешало ему в занятиях, и он
сам составил хронологическую таблицу, озаглавив ее:  "Хронология от Адама до
Шампольона-младшего".   (Старший   брат   отказался    от   своей   фамилии,
предчувствуя,  кому  из  двух  братьев  суждено  отбрасывать  большую  тень.
Шампольон,  называя себя  младшим,  намекал  таким образом  на существование
Шампольона-старшего.)
     В тринадцать лет он начинает изучать арабский, сирийский, халдейский, а
затем  и коптский языки. Заметим: все,  что бы он  ни изучал, все, что бы ни
делал,  чем  бы  ни  занимался,   в  конечном  итоге  связано  с  проблемами
египтологии.  Он изучает древнекитайский только  для  того, чтобы попытаться
доказать   родство  этого  языка  с  древнеегипетским.  Он  изучает  тексты,
написанные на  древнеперсидском,  пехлевийском, персидском  -  отдаленнейшие
языки,  отдаленнейший  материал,  который  только  благодаря  Фурье попал  в
Гренобль,  собирает  все,  что только  может  собрать,  и летом  1807  года,
семнадцати лет  от роду,  составляет  первую географическую  карту  Древнего
Египта, первую  карту  времен  царствования  фараонов. Смелость этого  труда
можно оценить по достоинству, лишь  зная, что  в распоряжении  Шампольона не
было (да и не могло в  то время  быть)  никаких  источников, кроме Библии да
отдельных  латинских,  арабских   и   еврейских   текстов,   большей  частью
фрагментарных и искаженных,  которые  он сравнивал с коптскими, ибо  это был
единственный  язык,  который  мог  послужить своего  рода  мостиком к  языку
Древнего Египта  и который был  известен потому, что в Верхнем Египте на нем
изъяснялись вплоть до XVII века.
     Одновременно  он  собирает  материал  для  книги  и  принимает  решение
переехать  в  Париж,  но  гренобльская  Академия  желает  получить  от  него
заключительный труд.  Господа академики имели при этом  в виду обычную чисто
формальную  речь, Шампольон  же  представляет  целую  книгу  -  "Египет  при
фараонах" ("L'Egypte sous les Pharaons").
     1 сентября 1807 года он  зачитывает введение. Стройный, высокий  юноша,
болезненно красивый, как все рано созревшие люди, - таким он  предстал перед
Академией. То, что он сообщает, сформулировано в смелых тезисах и излагается
с  покоряющей  силой  логики.  Результат  необычаен! Семнадцатилетнего юношу
единогласно  избирают   членом   Академии.  Ренольдон,  президент  Академии,
поднимается  и  заключает его в  объятия:  "Если Академия, несмотря на  Вашу
молодость,  избирает Вас  своим членом,  она  тем  самым  отдает  дань Вашим
заслугам,  тому,  что  Вы  уже  свершили.  Но  в  еще  большей  степени  она
рассчитывает  на  то, что Вам еще  суждено свершить.  Она убеждена,  что  Вы
оправдаете возлагаемые на  Вас надежды и в тот день, когда Вы своими трудами
создадите себе имя, вспомните, что первое поощрение  Вы получили от нее". За
одни сутки вчерашний школяр превратился в академика.
     Выйдя  из  здания школы,  он теряет сознание.  Он вообще страдает в это
время  повышенной  чувствительностью;  типичный  сангвиник,  но  в  основном
элегического склада, он был не только необычайно развит духовно - многие уже
открыто называли его гением, - но и не по годам развит физически. (Когда он,
едва покинув  школьную скамью, решил жениться, им руководило нечто  большее,
чем первое увлечение школьника.)
     Он  знает:  впереди новый  этап  жизни.  И  перед его внутренним взором
возникает огромный город, центр Европы, средоточие духовной, политической  и
культурной  жизни.  Когда после  семидесятичасовой  тряски  тяжелый возок, в
котором он вместе с братом совершает это путешествие, наконец приближается к
Парижу,  он успевает  уже  многое  передумать,  не раз  переходя от  грез  к
действительности;  он  видит  пожелтевшие  от времени папирусы, в  его  ушах
звучат  слова на добром  десятке  языков,  ему  видятся  камни,  испещренные
иероглифами, а среди них  -  таинственный  камень из  черного  базальта, тот
самый  камень  из  Розетты,  копию которого он впервые  увидел незадолго  до
отъезда при  прощании с Фурье; надпись  на этом  камне буквально  преследует
его. Внезапно он наклоняется  к  брату и - это  не вымысел - говорит вслух о
том,  о  чем постоянно думает, на что  всегда  надеялся и в чем сейчас вдруг
обрел  уверенность:  "Я  расшифрую  их,  -  говорит он, -  я  расшифрую  эти
иероглифы, я уверен в этом".
     Утверждают, что Розеттский  камень нашел некий Дотпуль. Однако на самом
деле Дотпуль, командовавший инженерными отрядами, был всего лишь начальником
того человека, который его нашел. Другие источники называют Бушара, но Бушар
был   всего-навсего  офицером,  который  руководил  работами  по  укреплению
разрушенного  порта Рашида, находившегося в  семи  с половиной километрах  к
северо-западу  от  Розетты,  на   Ниле,  и  получившего  уже  в  те  времена
наименование  порта  Жюльена. Позднее  Бушар возглавил работы  по  перевозке
камня в Каир.
     На самом же деле Розеттский камень нашел неизвестный солдат. Мы никогда
не узнаем, был ли  он человеком образованным и потому  сумел сразу  же,  как
только его  кирка наткнулась на камень, оценить  все значение своей находки,
или  же  он  был малограмотным  парнем и  закричал  при  виде  этой покрытой
таинственными  письменами плиты от испуга,  опасаясь действия  ее  волшебных
чар.
     Неожиданно обнаруженная на развалинах крепости, плита эта, величиной  с
доску стола, была из мелкозернистого, чрезвычайно твердого черного базальта;