созданное человеком, только сильнейший  подземный  толчок был в состоянии до
такой  степени  разрушить дворец  Миноса,  что  на  его  месте  нельзя  было
построить уже ничего, кроме двух-трех жалких хижин.
     Вот, собственно, и все об Эвансе. Некоторые не разделяют его воззрений.
Будущее внесет  ясность в этот вопрос. Несомненно одно; Эванс сумел замкнуть
круг, первые очертания которого фанатик Шлиман увидел в Микенах. Оба они - и
Шлиман  и  Эванс - были первооткрывателями. Теперь дело  за исследователями:
они должны найти нить Ариадны. Где зажжена лампа, при свете которой трудится
будущий расшифровщик критской письменности? Лампа, которая способна осветить
прошлое, более трех тысяч лет остававшееся в темноте?
     Этим вопросом я в  1949 году  и закончил  главу. Но уже в середине 1950
года на него был получен первый ответ: Эрнст Зиттиг, профессор из Тюбингена,
разрешил ту самую проблему, над  которой  сорок лет  трудился финский ученый
Сундвелл, а  кроме него,  немец Боссерт,  итальянец Мериджи, чешский  ученый
Грозный  (он расшифровал хеттские клинописные  тексты  из Богазкея)  и Алиса
Кобер из Нью-Йорка, которая в 1948 году, разочаровавшись, объявила: "Не зная
ни языка, ни письменности, эти надписи нельзя расшифровать".
     Казалось,  Зиттиг   достиг   большого  успеха:   ему  первому   удалось
последовательно  применить  в  работе  над  расшифровкой   критских  письмен
выработанную  в  ходе   двух  мировых   войн  методику  дешифровки   военных
шифрованных  сообщений  -  своего рода искусство  или даже науку,  в  основе
которой  лежит  статистически-математический метод подсчета. Для  разрешения
проблем  античной  филологии он расшифровал  11,  а  позднее  30  знаков так
называемого Критского линейного письма В.
     В середине 1953 года пришел  второй ответ: англичанину Майклу  Вентрису
попала  в  руки найденная не  так давно в Пилосе глиняная табличка с группой
знаков,  не исследованных Зиттигом.  Вентрису удалось свободно прочитать ее,
ибо  оказалось, что текст написан по-гречески, хотя не  на основе греческого
алфавита. Таким  образом, отпала  часть  толкований Зиттига и в  то же время
началась новая борьба, которая окончится еще не скоро.
     Античная   филология   находится  накануне  окончательного   разрешения
интересующей  ее проблемы, однако ее  разрешение ставит сразу же  еще  одну,
гораздо  более  широкую проблему перед всей наукой о  древности: почему,  из
каких побуждений на Крите - центре самостоятельной высокоразвитой культуры -
за шестьсот лет до Гомера писали по-гречески  местными  письменами, на языке
народа,  который в  те времена отнюдь еще не был высокоразвитым? Может быть,
эти  два языка  существовали параллельно?  А  может быть,  неверна вся  наша
древнегреческая хронология? Не возникает ли снова "проблема Гомера"?


     КНИГА ПИРАМИД

     "Солдаты! Сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!"
     Наполеон

     "Те, кто строил из гранита, кто замуровывал камеру в пирамиду, создавая
прекрасные творения...
     их жертвенные камни так же пусты,  как и тех уставших, которые покоятся
на берегу,
     не оставив после себя наследников".
     Из древнеегипетского папируса
     "О мать Нейт! Простри надо мной свои крылья, извечные звезды..."
     Надпись на саркофаге Тутанхамона

     Глава 9
     ПОРАЖЕНИЕ ОБОРАЧИВАЕТСЯ ПОБЕДОЙ
     У  истоков археологического открытия Египта  стоят Наполеон  I и  Виван
Денон - император  и барон,  полководец и  человек искусства. Часть пути они
прошли вместе; они были хорошо знакомы, хотя были совершенно разными людьми.
Оба они умели держать перо в руках,  но из-под пера одного выходили приказы,
декреты и  своды законов, а другого - легкомысленные,  безнравственные, даже
порнографические новеллы  и рисунки, которые принадлежат к числу  "раритетов
для   любителей";   тот   факт,   что  именно  Денон  принял   участие   как
специалист-искусствовед  в египетской  экспедиции Наполеона, явился одной из
тех  счастливых случайностей, значение  которых в полной мере выявляет  лишь
будущее.
     17 октября 1797 года был подписан мир в Кампо-Формио. Итальянский поход
окончился, и Наполеон возвратился в Париж.
     "Героические  дни  Наполеона  позади!"  - писал  Стендаль. Он ошибался.
Героические дни еще только начинались. Но еще до того, как Наполеон, подобно
комете, осветил, а потом опалил  всю Европу, он отдался "безумному  замыслу,
порожденному больной  фантазией".  Беспокойно  расхаживая из  угла в  угол в
узкой   комнатушке,  пожираемый   честолюбием,  сравнивая   себя  с  Великим
Александром,  отчаявшись в несвершенном, он писал: "Париж давит на меня так,
словно на мне свинцовые  одежды. Ваша Европа -  это кротовая нора. Только на
Востоке,  где живут шестьсот миллионов человек,  могут быть основаны великие
империи  и  осуществлены великие революции". (Впрочем, высокая оценка Египта
как двери  на Восток значительно старше: Гете предсказал и политически верно
оценил значение строительства Суэцкого канала, а еще  ранее Лейбниц, в  1672
году,  составил доклад Людовику  XIV, в котором  он совершенно правильно - в
смысле  последующего  политического  развития -  изложил значение  Египта  в
политике создания французской империи.)
     19 мая 1798 года  с флотом в триста двадцать  восемь кораблей, имея  на
борту тридцать  восемь  тысяч солдат и офицеров  (почти столько  же, сколько
было у Александра, когда он отправился на завоевание  Индии), Наполеон вышел
из Тулона в открытое море. Цель: через Мальту на Египет.
     План Александра! Для Наполеона Египет тоже не был самоцелью: его взгляд
проникал дальше,  в  Индию.  Поход  за  море  был  попыткой нанести  Англии,
неуязвимой в своем центре - Европе, смертельный удар на периферии.  Нельсон,
командующий английским  флотом, тщетно крейсировал целый месяц в Средиземном
море: дважды он был от Бонапарта чуть ли не на расстоянии пушечного выстрела
и оба раза упускал его.
     2  июля  Наполеон  вступил  на  египетскую землю. После  изнурительного
перехода по пустыне солдаты купались в Ниле, а затем перед ними возник Каир,
словно видение из "Тысячи  и одной ночи", с тонкими башнями своих четырехсот
минаретов,  с  куполом  мечети  Джали  аль-Ашар.   Но  рядом   с  множеством
изумительных  по   своему   изяществу  и  филигранной  орнаментике   зданий,
вырисовывавшихся  в  туманной  дымке  рассвета, рядом  с великолепием  этого
утопающего в роскоши  волшебного  мира ислама были  видны силуэты гигантских
сооружений. Расположенные напротив серо-фиолетовой стены гор  Маккатама, они