же уверенность маньяка. "Я убежден в правильности традиции, согласно которой
в  этих  таинственных  постройках хранились сокровища  царей". И  уже первые
находки, сделанные  среди  мусора, который пришлось  отгребать в сторону для
того, чтобы отыскать  вход,  намного превзошли  своим изяществом, красотой и
качеством материала  аналогичные  находки Шлимана в  Трое.  Обломки  фризов,
расписные вазы, терракотовые статуэтки  Геры,  формы для  отливки  украшений
("Эти  украшения, вероятно, изготавливались из  золота и серебра", -  тут же
заключил кладоискатель), глазурованные украшения  из глины, стеклянные бусы,
геммы...
     О том, какую работу  проделал Шлиман вместе  со своими рабочими,  можно
судить по следующему его замечанию:
     "До сих пор мне еще не  встретился слой мусора толщиной более чем  в 26
футов,  да и тот только около самой  стены - здесь целый утес, но далее слой
мусора не превышает 13-20 футов".
     Но игра стоила свеч.
     Шестым  декабря 1876 года датирована запись Шлимана об  открытии первой
могилы. Далее надо было действовать  с  величайшей  осторожностью. В течение
двадцати пяти дней его жена Софья,  верная  и неутомимая помощница, работала
буквально не разгибая спины; она просеивала руками землю, рыхлила ее  ножом.
Вместе они  нашли еще пять могил, а в могилах - останки пятнадцати  человек.
Королю  Греции была отправлена  телеграмма: "С величайшей  радостью  сообщаю
Вашему  Величеству,  что  мне  удалось  найти  погребения,  в  которых  были
похоронены  Агамемнон, Кассандра,  Эвримедон и  их друзья,  умерщвленные  во
время  трапезы   Клитемнестрой  и   ее  любовником  Эгистом".   Можно   себе
представить,  какое  потрясение  испытывал Шлиман, когда он  отрывал останки
тех, кто, как ему казалось, жил в страстях и ненависти более двух  тысяч лет
тому назад.
     Шлиман не сомневался в своей правоте. И  в самом деле, разве  мало было
оснований придерживаться подобной точки зрения, разве не казалось, что факты
полностью  подтверждают  его выводы?  "Тела  усопших были буквально  осыпаны
драгоценностями и золотом... Разве  обыкновенным смертным положили бы  такие
драгоценности  в могилу?"  - спрашивал Шлиман. Было  найдено дорогое оружие,
которое  должно  было  служить  умершему  защитой от  всяких  случайностей в
царстве  теней.  В то же  время Шлиман указывал  на  совершенно  явные следы
поспешного  сожжения тел.  Те,  кто хоронил  их,  даже  не  дали себе  труда
дождаться,  пока  огонь   полностью   сделает  свое  дело:   они   забросали
полусожженные  трупы  землей и галькой с поспешностью  убийц,  которые хотят
замести следы.  И хотя драгоценные украшения  свидетельствовали  о  каком-то
соблюдении  обычаев того времени,  сами  могилы, не  говоря уже об  усопших,
имели такой откровенно неприличный  вид, который  мог уготовить своей жертве
только  изощренный  в ненависти убийца.  Разве  покойные  не  были,  "словно
падаль,  брошены в жалкие ямы"? Шлиман  призвал  на помощь авторитетных  для
него  древних  писателей.  Он  приводил  цитаты  из  "Агамемнона" Эсхила, из
"Электры" Софокла и "Орестеи" Эврипида. У него не было ни малейшего сомнения
в своей  правоте, и  все же  -  сегодня мы это знаем  совершенно точно - его
теория была  неверной. Да, он нашел  под  агорой царские  погребения, но  не
Агамемнона и  его друзей,  а людей  совершенно другой  эпохи  -  погребения,
которые были по меньшей мере лет на 400 старше погребения Агамемнона.
     Но это, в общем, несущественно. Важно  было то,  что он сделал еще один
великий шаг  по дороге, которая вела к открытию древнего мира, что он  вновь
подтвердил правдивость сведений Гомера и что он открыл сокровища - не только
в  научном  смысле  этого  слова,  - которым  мы  обязаны  сведениями о  той
культуре, что лежит в основе всей европейской цивилизации.
     "Я открыл для археологии  совершенно новый мир,  о котором никто даже и
не подозревал".
     И этот удивительный человек, который вновь - в какой уж раз - находится
на вершине успеха, который посылает телеграммы министрам  и королям, человек
необычайно гордый,  но отнюдь не  высокомерный, помнит в тот  момент,  когда
весь мир ожидает  от  него новых  известий, о самых  незначительных делах  и
способен до глубины души возмутиться малейшим проявлением несправедливости.
     Однажды здесь  в  числе многих  других посетителей раскопок  появляется
император Бразилии; осмотрев Микены, он, уезжая, дал полицейскому Леонардосу
сорок  франков  (поистине  царские  чаевые!). Леонардос  всегда дружелюбно и
лояльно относился к  Шлиману, и  Шлиман пришел в  негодование, когда узнал о
распространяемых завистливыми чиновниками  слухах, будто Леонардос  на самом
деле  получил  не сорок,  а тысячу франков и скрыл это. Когда вслед  за этим
Леонардоса  отстранили  от  должности,  Шлиман  начал  действовать. Всемирно
известный  ученый  готов  ради  безвестного полицейского прибегнуть к  самым
могущественным из своих связей. Он  телеграфирует прямо министру: "В награду
за те  многие сотни  миллионов, на которые  я  сделал Грецию  богаче,  прошу
оказать  мне любезность -  простить  моего друга  полицейского Леонардоса из
Науплиона  и оставить его на  своем посту. Сделайте это для  меня". Но ответ
задерживается,  и  он  посылает  вторую  телеграмму:  "Клянусь,  полицейский
Леонардос честный и порядочный человек. Все только клевета. Даю гарантию, он
получил только 40 франков.  Требую  справедливости". Более  того, он идет на
самый  невероятный шаг: посылает телеграмму императору Бразилии, который тем
временем уже  успел прибыть в Каир: "Покидая  Науплион, Вы, Ваше Величество,
дали   полицейскому   Леониду   Леонардосу  40  франков  для   раздачи  всем
полицейским.  Бургомистр,   стремясь   оклеветать  этого  честного   малого,
утверждает, будто он получил от  Вас 1000 франков. Леонардоса отстранили  от
должности, и  только с величайшим трудом мне  удалось спасти его  от тюрьмы.
Поскольку  я уже много лет знаю его как честнейшего на свете человека, прошу
Вас, Ваше Величество, во имя святой правды и человечности протелеграфировать
мне: сколько получил Леонардос - 40 франков или более?"
     И  ученый  Генрих  Шлиман, действуя во  имя  справедливости, заставляет
императора  Бразилии  перед  лицом  всего  мира признаться в своей скупости.
Полицейский  Леонардос спасен. Так действует Шлиман  - фантазер и мечтатель,
когда речь идет  о  древних мирах, холодный,  рассудительный детектив, когда
охотится за кладами, Михаель Колхас, когда сражается за правое дело.
     Клад,  найденный Шлиманом, был огромен. Лишь  много  позже, уже в нашем
столетии, его  превзошла знаменитая находка Карнарвона и Картера  в  Египте.
"Все  музеи  мира,  вместе  взятые,  не обладают и  одной пятой частью  этих
богатств", - писал Шлиман.
     В первой могиле Шлиман насчитал пятнадцать золотых диадем  - по пять на
каждом  из  трех  усопших; кроме  того, там  были золотые лавровые  венки  и
украшения в виде свастик.
     В другой могиле - в  ней лежали останки трех  женщин - он собрал  более
700  тонких  золотых  пластинок  с  великолепным  орнаментом из  изображений
животных,  медуз,  осьминогов.  Золотые украшения  в  форме  львов  и других
зверей, сражающихся воинов, украшения в форме львов и грифов, лежащих оленей