и  дележе  находок.  В  конце концов  благодаря  вмешательству других  стран
удалось   достичь   приемлемого   урегулирования   вопроса.   Работа   могла
продолжаться. Зимой  1926/27  года были  сделаны наиболее  важные дальнейшие
шаги: был вскрыт обитый золотом ящик, были вынуты многочисленные драгоценные
гробы  и  исследована мумия Тутанхамона. Эта  стадия работы, в которой  было
мало   неожиданного  для   жадной  до   сенсации  публики,  но   много   для
специалистов-египтологов, также имела  свой кульминационный пункт. Им явился
момент, когда исследователи впервые  взглянули в лицо тому, кто тридцать три
столетия  подряд был недоступен для взоров смертных.  В том, что именно этот
желанный миг одновременно принес Картеру единственное разочарование, которое
ему  пришлось  испытать  за  все  годы  исследования   гробницы,  не   было,
собственно,  ничего необычного: в цепи  удач,  как и во  всякой цепи, всегда
найдется слабое звено.
     Работа началась с  того,  что была снесена кирпичная  стена, отделявшая
переднюю  комнату  от  погребальной  камеры.  Затем исследователи  разобрали
первый ящик; в нем находился второй, во втором - третий.
     У Картера  были  определенные основания  считать, что теперь-то наконец
появится гроб. Впрочем, предоставим слово ему самому.
     "Сдерживая  волнение,   приступил  я  к  вскрытию  третьего  ящика.  Я,
наверное, никогда  не  забуду этот напряженнейший  момент  нашей кропотливой
работы. Я разрезал веревку,  удалил  драгоценную  печать,  отодвинул  засов,
открыл  дверцы и... перед нами оказался  четвертый ящик. Он был  точно такой
же, как и остальные, но только еще роскошнее и красивее, чем  третий.  Какой
незабываемый миг для  археолога: впереди снова неизвестность. Что скрывалось
за незапечатанными дверцами этого  ящика?  В страшном  волнении  я отодвинул
засов... Медленно открылись дверцы.  Перед  нами, заполняя собой  чуть ли не
весь   ящик,   стоял  огромный,  совершенно  целый   саркофаг   из   желтого
кристаллического песчаника.  Казалось,  чьи-то  милосердные руки только  что
опустили  его  крышку.  Какое  незабываемое,  великолепное зрелище!  Золотое
сияние  ящика еще больше усиливало впечатление.  По  четырем углам саркофага
распростерли крылья богини, словно защищая и  охраняя  того, кто  спал здесь
вечным сном".
     Восемьдесят  четыре дня понадобилось для  того, чтобы  извлечь ящики из
погребальной  камеры.  Все  они  состояли  примерно из  восьмидесяти частей;
каждая часть была тяжелой, неудобной для переноски и чрезвычайно хрупкой.
     Как  это  часто бывает,  возвышенное здесь  соседствовало  со  смешным:
нельзя  без  улыбки  читать те  строки,  в  которых  Картер,  став на  время
специалистом  по демонтированию, бранит тех, кто некогда  собирал эти ящики.
Отдавая должное  великолепному мастерству  умельцев,  которые  изготовили  и
аккуратнейшим образом  пометили  все  детали,  проставив  на  них  номера  и
условные  знаки,  он осуждает тех, кто собирал  ящики уже непосредственно  в
гробнице:  монтаж велся, очевидно, в спешке  и  совершенно безответственно -
отдельные  части   перепутаны  и   неверно  установлены;  дверцы,  например,
открывались  на  запад,  а  не на  восток, а  гроб был  установлен так,  что
покойник лежал обращенный к востоку, а не к западу. "Эту ошибку им еще можно
простить... другие  же  - указывали  на явную неряшливость.  Отдельные части
были скреплены с риском повредить их  позолоченные украшения. Глубокие следы
от ударов какого-то тяжелого инструмента  вроде молотка и по  сей день видны
на позолоте, кое-где отбиты части облицовки; мусор, оставшийся после работы,
например древесные стружки, так и не был убран".
     Наконец  3  февраля, после  того  как  последний  ящик  был вынесен  на
поверхность, исследователи  увидели  саркофаг  во  всем  его  великолепии  -
высеченный из цельной желтой кварцитовой глыбы, в 2,75 метра длиной, полтора
метра  шириной  и  полтора  метра  высотой. Сверху  он был прикрыт гранитной
плитой.
     В  тот день, когда лебедки со скрипом начали поднимать  эту плиту,  вес
которой составлял около полутора тонн, в гробнице  снова собралось множество
видных деятелей. "Когда  плита начала подниматься, наступила мертвая тишина.
В  первый момент  всех охватило  разочарование:  ничего,  кроме просмоленных
полотняных  бинтов.  Но когда  бинты  были размотаны,  все  увидели мертвого
фараона".
     Впрочем,  это не совсем так. Они увидели не фараона, а его скульптурный
портрет  из  золота,  изображавший фараона в  очень  юном  возрасте.  Золото
ослепительно  блестело; скульптура  выглядела так,  как будто ее  только что
принесли из мастерской. Голова и руки были вылеплены объемно, тело же дано в
плоскостном  рельефе.  В  скрещенных  руках  фараон  держал  знаки  царского
достоинства:  жезл  и  инкрустированное  синим фаянсом  опахало.  Лицо  было
сделано из чистого золота,  глаза из арагонита и обсидиана, брови и  веки из
стекла цвета лазурита. Это лицо напоминало в  своей неподвижности маску, и в
то же время оно было словно живое.
     Огромное  впечатление  на  Картера  и  на всех  присутствующих произвел
трогательный скромный  венок - последнее прости любимому  супругу от молодой
вдовы. Вся царская роскошь, блеск золота и великолепие похоронного убранства
меркнет перед  этим увядшим букетом, не потерявшим, однако, еще окончательно
своей   естественной   окраски.  Цветы   эти  лучше,  чем  что-либо  другое,
свидетельствуют  о  мимолетности  тысячелетий.  А  когда зимой  1925/26 года
Картер вновь  спустился в гробницу, чтобы вскрыть гроб, он записал: "И вновь
овладело  нами ощущение таинственности,  благоговение перед давно минувшими,
но все еще могущественными тайными силами, витающими над гробницей".
     Эти слова не следует  считать данью сентиментальности, в них нашли свое
выражение  чисто  человеческие  чувства.  Приятно  сознавать,  что  строгому
исследователю не были чужды благородные душевные порывы.
     Мы не имеем  возможности останавливаться на  частностях  и на отдельных
мелких  происшествиях,  связанных   со  вскрытием  саркофага.  Работа   была
длительной  и  трудоемкой,  она  проходила  в  тесном  помещении,  в котором
буквально  негде   было  повернуться;  любой   промах,  неверно  приложенный
полиспаст, упавшая балка могли привести к беде: повредить находившиеся здесь
уникальные  сокровища.  Так же как  крышка  первого  гроба,  крышка  второго
изображала лежащего в богатом  убранстве юного фараона,  точнее говоря,  это
было  скульптурное  изображение фараона  в образе бога Осириса. То же  самое
увидели  и тогда, когда вскрыли третий гроб. В ходе всей работы ее участники
обратили внимание на  то, что гробы были очень тяжелыми. Здесь исследователи
снова столкнулись с неожиданностью, которым, казалось, не будет конца. Когда
Бертон сделал свои  снимки,  а Картер убрал цветы и  снял полотняный покров,
причина этой поразительной тяжести стала ясна с первого взгляда: третий гроб
длиной  1,85 м  был сделан из чистого массивного золота толщиной 2,5-3,5 мм.
Трудно  было определить  его  материальную  ценность.  Однако вслед  за этой
неожиданностью, которую можно назвать приятной, последовала вторая,  которая
вызвала  у  исследователей  серьезнейшие  опасения.  Еще  тогда,  когда  они
рассматривали  второй гроб, они  обратили внимание на то, что  его  орнамент