являющимся историческим преемником апостольской церкви, для  вторых истинная
Церковь  была  на небесах  и  ни одна  организация на  земле  не заслуживала
названия "Церкви Божией".
     Новое отношение к церкви рождалось не сразу.  Первые реформаторы отнюдь
не собирались разрушать сложившуюся церковь.  Сама идея деноминации была еще
неизвестна  в 16в. Схизма казалась  страшнее любой ереси. М. Лютер в  начале
1519г. писал: "Даже если, к сожалению, в Риме и  есть  вещи, которые  нельзя
изменить, нет  - и  не может быть -  никакой причины для ухода из  Церкви  в
схизму. Напротив, чем  хуже становится положение вещей, тем больше  ей нужно
помогать  и отстаивать ее, ибо с помощью схизмы и неподчинения ничего нельзя
исправить" (55,с.231). В своем 50-м тезисе он писал, что "если бы папа узнал
о злоупотреблениях, совершаемых  при  продаже индульгенций, он предпочел бы,
чтобы собор святого  Петра сгорел дотла, чем строить его из  костей  и крови
христиан". Не сразу и неохотно он пришел к выводу, что католическая  церковь
потеряла  право именоваться  подлинно христианской церковью и потому именно,
что упустила доктрину оправдания одной  верой.  Он объявил, что эта доктрина
была  "статьей, на которой  Церковь  стоит или падает" (articulus stantis et
cadentis  ecclesiae).   Даже   в   "Аугсбургском  вероисповедании"   1530г.,
принадлежащем,  в  основном, перу Филиппа Меланхтона, отношение к церкви все
еще остается достаточно примирительным, хотя  папство как институт было  уже
осуждено. Еще в своем  трактате "Вавилонском  пленении церкви" Лютер обвинил
папство в том, что  оно затемнило первоначальное значение таинств  и сделало
монополией церковной иерархии то,  что принадлежит всем христианам. В  своих
работах  1520г.  он  подводит папство под  самое страшное  из  обвинительных
понятий Евангелия  "антихристово  установление". Если  ереси под это понятие
подводили отдельных пап  или, в крайнем случае,  римскую курию, то  лютеране
обвинили весь  институт в  том, что он  присвоил  себе функции Бога  прощать
грехи  и  судить человека. Лютер всерьез  обсуждает  вопрос  о необходимости
крестового похода на Рим, хотя и предпочитает пока массовое ненасильственное
сопротивление Риму: "Я не хотел бы, чтобы Евангелие отстаивалось насилием  и
пролитием крови.  Слово  победило  мир, благодаря слову сохранилась церковь,
словом же она и возродится, а антихрист, как он добился  своего без насилия,
без насилия и падет" (из письма Францу фон Зиккингену).
     Надежды   на  "примирение"   с  католиками   стали  рассеиваться  после
Регенсбургского  сейма  1541г.  и  особенно после начала работы Тридентского
собора  (1545-1563). Именно  этот собор и осудил окончательно  основные идеи
протестантизма. Протестантские  церкви должны были теперь  оправдывать  свое
автономное  существование  наряду  с  институтом,  который   основывался  на
многовековой традиции.
     По  этой   причине   особый  всплеск  интереса  к  проблеме  церкви   в
протестантизме приходится именно на  40-е годы 16в. И именно в сочинениях Ж.
Кальвина  эта  проблема  получила на  тот период всестороннее  рассмотрение.
Неудивительно,  что  в  этом  вопросе  Кальвин  не  только  отталкивается от
некоторых положений своего  предшественника М. Лютера, но и вступает с ним в
полемику.
     Лютер  делает  акцент  на  Слове  Божьем.  Средневековая  церковь  была
испорчена,  а  ее  доктрина  искажена  либо  отходом  от  этого Слова,  либо
добавлениями к нему, сделанными людьми.  Однако везде, где Слово  добивается
истинного  подчинения  Богу,  возникает  Церковь:  "Надежным  признаком,  по
которому  можно  узнать  христианскую  конгрегацию,  является  то,  что  там
проповедуют  чистое Евангелие. Точно  так,  как  знамя является знаком того,
какой  военачальник  и какая  армия  находятся перед вами, так  и  Евангелие
является знаком, по которому можно определить, где находится лагерь Христа и
Его воинство... Соответственно, где  Евангелие  отсутствует, а  правят  лишь
человеческие учения, там  нет христиан, а лишь  одни язычники, независимо от
их числа и того, какую бы праведную жизнь  они не вели"  (55,с.233). Поэтому
для   существования   церкви   обязательно   не   рукоположенное  епископами
духовенство,  а проповедь Евангелия:  "Где есть Слово,  там есть вера, а где
есть  вера, там есть истинная  Церковь".  Ни  одно  человеческое собрание не
может  претендовать  на  звание  Церкви  Божией,  если  оно  не основано  на
Евангелии. Такое понимание  церкви является, так сказать,  функциональным, а
не  историческим,   ибо   право  на  существование  церкви  определяется  не
исторической,  а  богословской  преемственностью  с  апостольской  церковью.
Важнее  проповедовать  то же  Евангелие,  что и апостолы,  чем  быть  членом
института, который  исторически к ним восходит. Аналогичное понимание церкви
можно найти и у Филиппа Меланхтона.
     Но здесь  встает неожиданный и довольно коварный вопрос: чем отличаются
взгляды Лютера  от  взглядов разного  рода радикалов?  Так,  Себастьян Франк
писал: "Я верю, что  видимая Церковь Христа, включая все ее дары и таинства,
в  связи с осквернением антихристом сразу после смерти апостолов была  взята
на  небеса, где она сокрыта в  Духе и истине. Поэтому я вполне уверен, что в
течение  последних 1400 лет не существует ни соборной  Церкви, ни каких-либо
таинств" (55,с.234).  Истинная Церковь  находилась  на  небесах, а на  земле
существовало лишь ее подобие,  во многом неадекватное небесному. Здесь можно
увидеть в  определенной степени возрождение взглядов на церковь Доната и его
сподвижников (5в.). Для них церковь состоит лишь из праведников, а церковь и
мир  противостоят друг другу, как свет и тьма.  Если принять точку зрения М.
Лютера,  что  церковь  не  была  установленной, но  определялась  проповедью
Евангелия, то как  отделить  его  точку  зрения  от  приведенного мнения  С.
Франка?! Он  сам допускал,  что "Церковь  свята даже там,  где  доминировали
фанатики (т. е. радикалы), если они не отвергают  Слово и  таинства". Исходя
лишь из реалий своего времени,  Лютер вернулся от  идеи "невидимой церкви" к
идее  "видимой  церкви".  Именно   борьба   с  разрушительными  радикальными
толкованиями привела Лютера даже  к принятию отчасти католического понимания
церкви: "Со своей стороны, мы исповедуем, что в папстве есть много доброго и
христианского;  действительно,   все,  что  есть  христианского  и  доброго,
находится там и пришло  к нам  из этого источника.  Например, мы исповедуем,
что в папской Церкви есть  истинное Священное  Писание,  истинное  Крещение,
истинное  таинство  алтаря,  истинные  ключи  к  прощению  грехов,  истинное
духовенство, истинный катехизис  в форме Молитвы Господней, Десяти Заповедей
и статей Символа Веры" (55, с.234).
     Лютер столкнулся примерно с теми же проблемами, которые стояли и  перед
Августином  и  потому  так  или  иначе  воспроизводит  взгляд  Августина  на
смешанный  состав  Церкви.  Для  него,  как  и  для  Августина,  испорченные
церковники  - "как мышиный помет среди  перечных  зерен  или  плевелы  среди
пшеницы".  Это не  удивительно,  ведь два Града  - Земной  и  Небесный  -  в
реальной жизни  переплетены. Подобный подход позволял сохранить церковь  как
институт, в  то время, как радикальная реформация  вела к формированию сект.
Единственное, но существенное,  в чем  Лютер  "отходит"  от  Августина - это
отождествление  "испорченности"  церкви  с  ее  "ложностью",  чего  Августин