Но и  Платон был прав  более других лишь  в той  мере, в какой  узрел в душе
образ божий"  (Там  же, 78-79). Платон был  единственным философом, которому
приоткрылась  тайна "единения" души  с Богом, но  "почувствовать, каково это
единение,  Платон  не смог.  Поэтому не следует  удивляться, что  в сущности
истинного блага... он не  постиг" (там  же, с. 79). Современное христианское
знание и понимание  человека гораздо полнее платоновских: "Платон говаривал,
что  жизнь  философа  есть   размышление  о  смерти,  но  мы  можем  сказать
правильнее, что  жизнь христианина есть опыт и постоянное умерщвление плоти,
вплоть до окончательной смерти, когда дух божий восцарствует в нас" (Там же,
81).
     На основе критики  платоновских представлений Кальвин вырабатывает свой
критерий для выявления "безбожия": "безбожники" считали, что мир может иметь
объяснение в себе.
     В  юности  Кальвин увлекался  творчеством  Сенеки,  но  в  зрелые  годы
решительно противопоставил  стоическому  року христианский  провиденциализм.
Действительно,  кальвинистская  мораль  внешне  согласуется  со  стоическими
положениями. Однако, при  более внимательном прочтении произведений  стоиков
видно,  что поведение человека они объясняли действующим в нем  божественным
разумом. Христианство  же в понимании  Кальвина должно решительно  выступить
против   сакрализации   человека:   "Чтобы  убедиться,  как  далеко  отстоит
стоическая вынужденная необходимость от нас, следует учесть, что мы полагаем
волю Бога королевою и госпожой, суверенно управляющей своей чистой свободой"
(81,с.80).
     В  борьбе  с  авторитетом  Сенеки  Кальвин  разработал  свою  концепцию
истории. Гуманисты возвысили  эпоху античности как  источник более  истинных
представлений о мире, человеке  и христианстве, чем  церковные. Кальвин дает
такую  оценку  языческой  древности,  которая  убеждала  в  ее  нравственной
неполноценности. Дохристианская эра - блуждания в потемках. Люди тех времен,
лишенные страха Божьего, жили по плоти, а не по духу. Они - "профаны", т. е.
светские, а не религиозные люди. Бог для них - лишь "творец  мира", а истина
доступна любому человеку. "Все Фабриции, Сципионы, Катоны в своих выдающихся
деяниях потому  прегрешали, что,  лишенные  света веры, обратились не  к той
цели,  к которой надлежит  обратиться.  Следовательно,  не было в этих делах
истинной  справедливости,  потому  что  не  по  деяниям,  а  по  результатам
оценивают исполнение государственных обязанностей" (Там же).
     Резко отрицательно Кальвин относился к утверждениям  гуманистов о  том,
что  "книги  философов  содержат  надежный  и достоверный  метод  жизни". Он
называл  это "обмирщением"  веры.  Напротив,  античные представления  -  это
прекрасная  школа того,  как  не  должно размышлять христианину. Надо глубже
вникать в обаяние прекрасного прошлого, которое прославляло  человека, но не
умело и  не могло его спасти: "Почитайте Демосфена или Цицерона, Платона или
Аристотеля или  кого-либо из  равных  им - я верю,  что они в высшей степени
увлекут  вас,  восхитят и  до  глубины  души  взволнуют. Но если  от них  мы
перейдем к чтению Священного Писания, то невольно оно так живо затронет, что
проникнет в сердце и настолько завладеет вами изнутри, что вся сила ораторов
и философов  окажется  лишь  дымом  в сравнении с убедительностью  священных
письмен" (81,с. 84).
     Одним   из  серьезных  противников  рождающегося   протестантизма  стал
античный пантеизм. По Кальвину, это - основной источник как философской, так
и народной  ереси. Христианин же должен  ясно понимать, что "не ... Бог есть
природа, а природа ... есть установленный Богом порядок вещей".
      Трезво  оценивая  наследие античных мыслителей в  частных дисциплинах,
Кальвин предостерегал  от  чрезмерного увлечения их философией.  Физику  или
медицину по учебникам  и книгам язычников изучать можно, но для христианства
Аристотель, Платон, Цицерон,  Сенека, не говоря  уже об Эпикуре  и  Лукиане,
просто неприемлемы.  Все  древние науки  - порождения  "телесного" человека,
инструменты  обучения "низким,  мирским, относящимся к земному бытию вещам".
Это  -  "дары Бога", которыми христианину  не  запрещено ни пользоваться, ни
восхищаться,  "но  разве  наше  восхищение  не  есть  признание  всех  вещей
исходящими от Бога?  В противном случае мы окажемся  более неблагоразумными,
чем  языческие  поэты, верившие, что философия,  законы,  медицина  и прочие
дисциплины имеют божественное происхождение" (Там же, 83).
     Таким  образом,  отношение   к  античному  наследию  у  Кальвина  стало
универсальным критерием  религиозности человека  и культуры. С этого времени
вычленение языческих  истоков  того или иного  философского или религиозного
утверждения  становится хорошим  основанием для обвинения в антихристианской
позиции.

      Кальвин и средневековая культура.

        Схоластика   в   эпоху   Возрождения   и   Реформации   подвергалась
многочисленным  нападкам  как  со  стороны  гуманистов,  так  и  со  стороны
реформаторов  именно  потому,  что  была  живым   воплощением  средневековой
культуры, уже едва ли не синонимом ее. Можно сказать, что она стала объектом
критики не в меньшей степени, чем практика и догматика  католической церкви.
Именно  тогда  появляется  английское  слова  "dunce"   ("глупец,  тупица"),
происходящее от имени одного из известных схоластов 14в.Дунса Скота.
     Такое представление пошло, разумеется, от гуманистов. Именно они  ввели
в оборот термины  "схоластика" и "средние века", выражавшие пренебрежение по
отношению  к идеям и представлениям средневековья.  К 16в. схоластика, как и
многие другие сферы средневековой культуры, находилась в несомненном упадке,
но  именно  в  этом  столетии  она вступает в ожесточенный  спор  со  своими
оппонентами (М. Лютер  в Германии,  Мишель Монтень и  Петр Рамус во Франции,
итальянские гуманисты). Лютер  начинал свою деятельность борьбой за  реформу
богословского  факультета  Виттенбергского  университета.  К  этому  времени
разгорелся спор между двумя  схоластическими направлениями - "Via Moderna" и
"Schola Augustiniana moderna".
     "Via moderna" являлось поздней формой номинализма. В него входили такие
мыслители 14-15вв., как Вильям Оккам, Пьер д' Айлли, Роберт Холкот и Гавриил
Биль.  На протяжении  15в.  это  течение обозначилось во  многих европейских
университетах (Парижский,  Гейдельбергский, Эрфуртский  и  др.). Оно приняло
доктрину  оправдания, которую  многие  их  оппоненты и будущие исследователи
назвали  "пелагианской".  Центральным  пунктом  ее   сотериологии  (доктрины
спасения) является завет  между  Богом и человечеством. Этот  завет выдвигал
условия,  необходимые для оправдания.  Они  сводились к латинскому изречению
"facere quod in se est" (дословно: "делание того, что лежит внутри тебя" или
"старание  изо  всех  сил"). Для  усиления использовалась латинская максима:
"facienti  quod in de est Deus non  denegat gratium"  -  "Бог  не  откажет в
благодати всякому, кто  исполняет то, что  лежит внутри него". Гавриил Биль,
взгляды которого повлияли и на мировоззрение Лютера, объяснял, что "старание