Но  континентальная  система,  продолжал он,  не  делается  от этого  менее
великим  замыслом,   и  она   превратится  даже  в   добровольную  систему,
осуществляемую  по  воле всех  народов,  потому что  она соответствует  как
индивидуальным  интересам  отдельных  лиц,  так  и  общим  интересам  всего
континента [248].  Поставить преграду тому, кто ставит преграды другим, это
- простая  справедливость. К тому же  император желал создать на континенте
промышленность,  которая  освободила  бы  Европу от  господства  английской
промышленности  и, следовательно,  соперничала  бы с  нею; у  него  не было
поэтому выбора в средствах, и он пустил в ход единственное оружие, которое,
действительно, наносит  удар благосостоянию  Англии. Это -  великое дело, и
только он один в состоянии его осуществить. Когда минет нынешняя эпоха, это
дело уже  нельзя будет возобновить, так  как для того, чтобы  он сам мог за
него  взяться, понадобилось  стечение разнообразных  условий -  именно тех,
которые  в продолжение  нескольких  лет созревали  в Европе.  Он достоверно
знает теперь,  что не ошибся, и в  подтверждение своих слов может сослаться
на  промышленное процветание  не  только в  старой  Франции, но  также и  в
Германии,   несмотря  на   то,  что   войны  все  время   не  прекращаются.

Император делал отсюда вывод, что именно эта система создала промышленность
во Франции  и Германии.  Это значит, говорил  он, что она  будет источником
богатства и уже сейчас возмещает нам недостаток внешней торговли; в близком
будущем ее  благодетельная роль  даст себя знать  еще больше. Не  пройдет и
трех  лет, как  рейнские области,  Германия и  даже те страны,  где. сейчас
больше всего возмущаются запретами,  воздадут должное его стремлениям и его
прозорливости. Показать французам и немцам, что они сами могут зарабатывать
у  себя  дома те  деньги,  которые до  сих  пор отнимала  у них  английская
промышленность, -  это великая  победа над сент-джемским  кабинетом. Одного
этого результата  было бы достаточно, чтобы  обессмертить его царствование,
ибо   он   способствует  дальнейшему   развитию   как  нашего   внутреннего
процветания, так и процветания Германии.

То,  что я  назвал исполинским  могуществом Франции, по  мнению императора,
означает  в  настоящий  момент  такое положение  вещей,  которое  полностью
соответствует  интересам Европы,  так  как является  единственным средством
дать  отпор  чрезмерным притязаниям  Англии.  Если Англия  в данный  момент
оказывает  на европейские  правительства меньшее  давление, чем он,  то она
зато с удвоенной силой  давит на европейские народы, потому что присваивает
для себя одной все выгоды промышленного развития. Расположенная на островах
среди морей,  Англия, несомненно, вызывает меньше  зависти и беспокойства у
правительств, не  имеющих владений  на побережьях; ее  преобладание на море
кажется  континентальным  правительствам  менее  тяжким,  чем  преобладание
Франции, так  как в  силу своего географического положения  Англия не имеет
поводов  для  территориальных распрей  с  ними, но  ее монопольная  система
торговли от этого ничуть не меньше бьет по индивидуальным интересам каждого
отдельного лица. Сейчас этого не хотят признавать, потому что правительства
считают удобным добиваться в  Лондоне субсидий, когда они нуждаются, и мало
думают  о  том,  что  каждая  получаемая  ими монета  вытащена  из  кармана
какого-либо из их подданных,  или, точнее, добыта за счет их подданных, так
как они не могут  развивать свою промышленность, до тех пор пока существует
английская монополия.

Император соглашался, что присоединение  к Франции Гамбурга и Любека[249] -
городов,  независимость которых  была полезна  для торговли, -  должна была
встревожить торговые  круги и европейские правительства,  потому что в этих
переменах увидели предвестие других  таких же перемен. Но в оправдание этих
вызванных    обстоятельствами    мер   он    ссылался   на    необходимость
противопоставить  Англии   на  этом  побережье  законченную  запретительную
систему. Он добавил, что  так как это поссорило его с торговыми кругами, то
надо привлечь  на свою сторону народное  мнение и здравомыслящих людей; это
сделает конституционный режим и наше законодательство. Он прибегнул к этому
средству,  которое обеспечивает  нам  доверие населения,  так как  не может
содержать  в новых  департаментах  армию из  25 тысяч  человек.  Этот курс,
прибавил  он,  всецело  соответствующий  выгодам  большинства  и  подлинным
интересам собственников,  уже нейтрализует оппозицию представителей морской
торговли, которых  нельзя надеяться  привлечь на свою сторону,  пока они не
возобновят своей деятельности и не найдут вновь приложения своим капиталам.

Император думал,  что вместо уступок по  некоторым вопросам надо, наоборот,
усилить  все меры,  чтобы  поскорее принудить  Англию к  миру, и  что лучше
сильно пострадать сейчас, чем долго страдать потом; так как Англия пытается
всеми  способами обойти  запреты,  чтобы поддержать  свою промышленность  и
сохранить свой  кредит, то он, со своей  стороны, должен сделать все, чтобы
восторжествовать  над ее  хитростями и  принудить ее враждебную  политику к
уступкам.

- Это,  - сказал  он, - сражение  между двумя великанами.  В морских портах
предприниматели очутились меж двух  огней. Можно ли было сделать так, чтобы
никто  не  обжегся? Но  этот  бой  не на  жизнь,  а на  смерть служит  даже
интересам тех,  кто жалуется на  него. Они первые пожнут  его плоды. Англия
вынудила  меня  делать  все  то, что  я  делаю.  Если  бы  она не  нарушила
Амьенского договора, если бы она заключила мир после Аустерлица и Тильзита,
то я  спокойно сидел  бы у себя  дома. Меня сдерживал  бы страх подвергнуть
риску  капиталы нашей торговли.  Я ничего  не предпринимал бы  за пределами
Франции, так  как это не отвечало бы моим  интересам. Я занимался бы только
тем, что  вело бы к внутреннему процветанию страны;  я бы привык отдыхать и
заплесневел бы.

- Нет ничего приятнее.  Я ничуть не больший враг радостей жизни, чем всякий
другой  человек.   Я  не   Дон  Кихот,  который   чувствует  потребность  в
приключениях.  Я  существо благоразумное,  которое  делает  только то,  что
считает полезным.  Единственная разница  между мною и  другими государями в
том, что они останавливаются  перед трудностями, а я люблю преодолевать их,
когда  для меня  ясно, что цель  велика, благородна  и достойна меня  и той
нации, которой я правлю.

- Если  бы Англия  только хотела, -  продолжал император, -  то я  жил бы в
мире. Она продолжала борьбу и отвергла мир лишь ради собственных интересов,
ибо если бы она руководствовалась интересами Европы, то она приняла бы этот
мир.  Обладая Мальтой на  Средиземном море  и имея возможность  сохранить в