принудительное  доверие  на  будущее  время. Заинтересовывая  всех  частных
собственников в  преуспеянии казны, правительство создало  для себя кое-что
получше реального  обеспечения, которого  у него не было;  оно создало себе
таким образом неограниченное обеспечение, соответствующее интересам также и
отдельных лиц.  Вот почему, - ожесточенно  прибавил император, - необходимо
упорство. Недалеко  то время, когда английскому  правительству, быть может,
уже не так легко будет делать займы, когда они по крайней мере станут менее
крупными; тогда оно не  сможет раздавать субсидии, играющие большую роль на
континенте,  так   как  во  всех  государствах,   за  исключением  Франции,
отсутствует  падежная  валюта; кредит  и  деньги  есть только  в Лондоне  и
Париже.  Англия в  настоящий момент  переживает кризис; ее  торговля терпит
ущерб; Россия, открыв для  нее свои порты, несомненно, отсрочивает конечный
результат этого недуга, но, поскольку продолжает существовать причина, беда
только   откладывается.   Англия,  бесспорно,   располагает  еще   большими
средствами, но  так как у нее  все зиждется на доверии,  то самый ничтожный
пустяк  может парализовать,  испортить  и даже  погубить все.  хотя  в этой
стране  есть  очень  талантливые  люди и  граждане,  проникнутые  настоящей
любовью к родине.

Император  беспрестанно  возвращался  к  разговорам  об  Англии.  Эта  тема
занимала его больше всего. Как-то раз он сказал мне:

- Европа  не видит  грозящих ей реальных опасностей:  она обращает внимание
только на те стеснения, которые причиняет ей морская война; можно подумать,
будто вся политика этой несчастной Европы и все ее интересы сводятся к цене
бочки сахара. Это жалкое зрелище. А между тем мы дошли именно до этого. Все
вопят только против Франции, все замечают только ее армии, как будто угроза
со стороны  Англии не является  повсюду такой же или  даже гораздо большей.
Разве Гельголланд, Гибралтар, Тарифа [257] и Мальта не являются английскими
цитаделями,  которые  угрожают  торговле  всех держав  больше,  чем  Данциг
угрожает России? И, однако,  если бы я предоставил Европе действовать по ее
усмотрению, она отдалась бы  Англии. Завтра же Европа отдала бы ей Корфу, а
также и  Мадеру, так как она уже владеет мысом  Доброй Надежды. А между тем
со скал  Мальты Англия  уже господствует над Турцией,  а следовательно, над
Черным  морем и Россией.  В Гибралтаре  она владеет воротами  в Средиземное
море. Если  бы ей удалось завладеть Корфу, то она  стала бы твердой ногой в
Греции и  сделалась бы  даже хозяйкой Адриатики.  Это бросается в  глаза, а
между  тем ни  Австрия,  ни Россия  не хотят  видеть опасности,  которая им
грозит.  Зависть   к  Франции   сильнее  рассудка;  никто   не  хочет  быть
прозорливым.  Если бы  не  я, то  правительства  завтра же  признали бы  за
Англией первенство во всем, что ей угодно. Когда все условия торговли будут
зависеть  от доброй  воли  лондонского правительства,  когда придется  есть
только  свой отечественный  сахар  и носить  чулки и  материи  только своих
собственных фабрик,  тогда Петербург,  Вена и Берлин  заметят существование
английской  монополии. До  тех пор  все будут  закрывать глаза, лишь  бы не
признавать, что я отстаиваю всеобщие интересы. Для добросовестных людей это
совершенно очевидно, но где у нас добросовестные люди? Политическая слепота
Европы - жалкое явление.

В другой  раз при разговоре на эту тему зашла  речь о рынках сбыта, которые
английская торговля уже нашла, о тех, которые она ищет и найдет в испанских
колониях,    и,   наконец,    о    войне   на    Пиренейском   полуострове.

- Конечно,  - сказал император, - лучше было  бы покончить войну в Испании,
прежде чем  броситься в русскую  кампанию, хотя по этому  вопросу можно еще
основательно  поспорить. Что  касается войны  в Испании, то  она существует
сейчас лишь в виде партизанщины. В тот день, когда англичане будут прогнаны
с Пиренейского полуострова, там  останутся только шуаны, и нельзя, конечно,
очистить  от  них  страну  в  течение  нескольких  месяцев.  Успокоить  эту
лихорадку,  эту  оппозицию  новому  порядку  вещей,  возникающую  в  низших
классах, могут только время  и действия высших классов, руководимых сильным
и  мудрым   правительством,  опирающимся  на   национальную  жандармерию  и
одновременно  на поддержку  французских  корпусов. Ненависть  будет изжита,
когда  увидят, что  мы не приносим  в страну  ничего, кроме более  мудрых и
более либеральных законов, лучше отвечающих духу нашего времени, чем старые
обычаи. властвовавшие вместе с инквизицией в этой стране.

Сейчас испанцы дерутся, так как они продолжают думать, что мы хотим сделать
из них  французов. Все  успокоится, как только  удастся убедить их,  что мы
заинтересованы  в том,  чтобы  они оставались  испанцами. Если  бы  не наши
несчастия в  России, то уже близок был  бы момент, когда французские войска
могли  бы  ограничиться  лишь  занятием  укрепленных  пунктов  в  некоторых
испанских провинциях. Если бы  крестьяне не видели больше французов в своих
деревнях,  подчинялись  только своим  алькальдам  и их  охраняла бы  только
испанская   жандармерия,  то   восстановилось   бы  доверие   и  постепенно
упрочивались бы мир и спокойствие.

Присутствие английской  армии в  Испании было, по  словам императора, самым
крупным препятствием  к ее  умиротворению; но он  предпочитал встретиться с
этой армией в Испании,  чем чувствовать ее угрозу на каждом шагу в Бретани,
в Италии  и вообще повсюду,  где побережье доступно для  десанта. Сейчас он
знал, где  он встретит англичан, а не будь они  заняты в Испании, он должен
был бы  принимать меры повсюду, чтобы  везде быть в состоянии  ожидать их и
защищаться против  них, и это потребовало бы  от него гораздо больше войск,
причинило  бы  ему гораздо  больше  беспокойств  и могло  бы причинить  ему
гораздо больше вреда.

- Если бы 30  тысяч англичан, - говорил он, - высадились в Бельгии или в Па
де  Кале и  обложили контрибуцией  300 деревень,  если бы они  сожгли замок
Koленкур, то  они сделали бы нам гораздо больше  зла, чем теперь, когда они
вынуждают меня  держать армию в Испании. Вы  кричали бы гораздо больше, г-н
обер-шталмейстер,  вы жаловались  бы гораздо  громче, чем сейчас,  когда вы
говорите, что я стремлюсь  к всемирной монархии. Англичане ведут подходящую
для меня игру. Если бы их министерство состояло у меня на откупе, то оно не
могло  бы  лучше,  чем  сейчас,  действовать  в  моих  интересах.  Не  надо
разбалтывать  то, что  я вам  сейчас говорю,  так как  если бы им  пришло в
голову делать  десанты то здесь, то там у  меня на побережье, тотчас сажать
эти  десанты обратно  на суда,  как только  против них  будут сосредоточены
войска, и вслед затем  немедленно угрожать какому-нибудь другому пункту, то
мы не  могли бы выдержать эту  игру. По существу война  в Испании обходится