Андрею Изяслава Мстиславича, с которым так упорно боролся отец его, Андрей
лично ненавидел этого князя, да и Мстислав был не из таких, чтобы угождать
кому бы то ни было, кто бы вздумал показать над ним власть. У покойного
Ростислава было пять сыновей: Святослав, княживший в Новгороде, Давид,
Роман, Рюрик и Мстислав. Сначала Мстислав Изяславич был с этими своими
двоюродными братьями заодно, но потом, к большому удовольствию Андрея,
между ними дружба стала нарушаться. Началось из-за Новгорода. Новгородцы
по-прежнему не поладили со своим князем Святославом и прогнали его, а
потом послали к киевскому Мстиславу просить у него сына. Мстислав, не
желая ссориться с Ростиславичами, медлил решением. Тем временем
оскорбленный Святослав обратился к Андрею; за Святослава стали смоленские
князья, его братья. К ним присоединились и полочане, которые прежде не
ладили с Новгородом. Тогда Андрей решительно потребовал от новгородцев,
чтобы они вновь приняли изгнанного ими Святослава. "Не будет вам иного
князя, кроме этого", -приказал он сказать им и прислал на помощь
Святославу и его союзникам войско против Новгорода. Союзники сожгли Новый
Торг, опустошали новгородские села и перерезали сообщение Новгорода с
Киевом, чтобы не дать новгородцам сойтись с Мстиславом киевским.
Новгородцы почувствовали оскорбление своих прав, увидели чересчур
решительное посягательство на свою свободу, разгорячились и не только не
сдались на требования Андрея, но убили посадника Захария и некоторых
других лиц, сторонников Святослава, за тайные сношения с этим князем,
выбрали другого посадника по имени Якуна, нашли возможность дать знать обо
всем Мстиславу Изяславичу и еще раз просили у него сына на княжение. В это
время, кстати, киевские бояре Бориславичи успели поссорить Мстислава с
двумя Ростиславичами:
   Давидом и Рюриком 2. Когда вслед за тем новгородцы снова прислали к
Мстиславу просить сына, он уже не колебался и послал к ним сына своего
Романа.
   Ростиславичи после этого поступка сделались отъявленными врагами
Мстислава.
   Андрей тотчас воспользовался этим, чтобы идти на Мстислава. Рязанские и
муромские князья уже прежде были с Андреем заодно, соединенные войною
против болгар. Полочане вошли с ним в союз по вражде к Новгороду; на
Волыни был у него союзник дорогобужский князь Владимир, дядя Мстислава,
бывший его соперник за Киев. Андрей тайно снесся с князьями северскими
Олегом и Игорем: в Переяславле Русском княжил брат Андрея Глеб, неизменно
ему преданный; с Глебом был также другой брат, молодой Всеволод,
вернувшийся из Цареграда и получивший княжение в Остерском Городце в южной
Руси. Всего, таким образом, было до 11-ти князей с их дружинами и ратью.
Суздальским войском предводительствовал сын Андрея Мстислав и боярин Борис
Жидиславич. На стороне Мстислава был брат Андрея Михаил, княживший в
Торжке; не предвидя против себя ополчения, Мстислав Изяславич отправил его
с берендеями на помощь к сыну в Новгород; но Роман Ростиславич перерезал
ему путь и взял в плен.
   Подручники Андрея с войсками разных русских земель сошлись в Вышгороде
и в начале марта заложили стан под Киевом, близ Кирилловского монастыря,
и, раздвигаясь, окружили весь город. Вообще киевляне никогда и прежде не
выдерживали осады и обыкновенно сдавались князьям, приходившим добывать
Киев силою. И теперь у них достало выдержки только на три дня. Берендеи и
торки, стоявшие за Мстислава Изяславича, склонны были к измене. Когда
враги стали сильно напирать в тыл Мстиславу Изяславичу, киевская дружина
сказала ему: "Что, князь, стоишь, нам их не пересилить". Мстислав бежал в
Василев, не успевши взять с собою жену и сына. За ним гнались; по нем
стреляли. Киев был взят 12 марта, в среду на второй неделе поста 1169
года, весь разграблен и сожжен в продолжение двух дней. Не было пощады ни
старым, ни малым, ни полу, ни возрасту, ни церквам, ни монастырям. Зажгли
даже Печерский монастырь. Вывезли из Киева не только частное имущество, но
иконы, ризы и колокола. Такое свирепство делается понятным, когда мы
вспомним, как за двенадцать лет перед тем киевляне перебили у себя всех
суздальцев после смерти Юрия Долгорукова; конечно, между суздальцами были
люди, мстившие теперь за своих родственников; что же касается до
черниговцев, то у них уже была давняя вражда к Киеву, возраставшая от
долгой вражды между Мономаховичами и Ольговичами.
   Андрей достиг своей цели. Древний Киев потерял свое вековое
старейшинство.
   Некогда город богатый, заслуживавший от посещавших его иностранцев
название второго Константинополя, он уже и прежде постоянно утрачивал свой
блеск от междоусобий, а теперь был ограблен, сожжен, лишен значительного
числа жителей, перебитых или отведенных в неволю, поруган и посрамлен от
других русских земель, которые как будто мстили ему за прежнее господство
над ними. Андрей посадил в нем своего покорного брата Глеба, с намерением
и наперед сажать там такого князя, какого ему будет угодно дать Киеву.
   Разделавшись с Киевом, Андрей последовательно хотел разделаться и с
Новгородом.
   Те же князья, которые ходили с ним на Киев, с теми же ратями, которые
уничтожили древнюю столицу русской земли, пошли на север с тем, чтобы
приготовить ту же судьбу и Новгороду, какая постигла Киев. "Не будем
говорить, рассуждает суздальский летописец, преданный Андрею и его
политике, - что новгородцы правы, что они издавна от прародителей князей
наших свободны; а если б и так было, то разве прежние князья велели им
преступать крестное целование и ругаться над внуками и правнуками их?" Уже
в трех церквах новгородских на трех иконах плакала Пресв. Богородица: она
предвидела беду, собиравшуюся над Новгородом и его землею; она молила Сына
своего не предавать новгородцев погибели, как Содом и Гоммору, но
помиловать их, как ниневитян. Зимою 1170 года явилась грозная рать под
Новгородом - суздальцы, смольняне, рязанцы, муромцы и полочане. В течение
трех дней они устраивали острог около Новгорода, а на четвертый начали
приступ.
   Новгородцы бились храбро, но потом стали ослабевать. Враги Новгорода,
надеясь на победу, заранее в предположениях делили между собою по жребию
новгородские улицы, жен и детей новгородских подобно тому, как это сделали
с киевлянами; но в ночь со вторника на среду второй недели поста - как
гласит предание - новгородский архиепископ Иоанн молился перед образом
Спаса и услышал глас от иконы: "Иди на Ильину улицу в церковь Спаса,
возьми икону Пресвятой Богородицы и вознеси на забрало (платформу) стены,
и она спасет Новгород". На другой день Иоанн с новгородцами вознес икону
на стену у Загородного конца между Добрыниной и Прусской улицами. Туча
стрел посыпалась на него; икона обратилась назад; из глаз ее потекли слезы
и упали на фелонь епископа. На суздальцев нашло одурение: