Так   что   на   Руси  объединение  государства,  как  я  уже  заметил,
достигалось   иным  путем,  чем  в  большинстве  других  европейских  стран.
"Собирание  земли  русской"  одновременно  напоминает  и  сплочение  кочевых
племен  вокруг  знамени  храброго,  удачливого  военного  вождя,  и процесс,
свойственный  странам  с  полностью  оседлым  населением.  Это  объясняет ту
чрезвычайную  легкость,  с  какой  было  завершено  объединение  Московского
государства,  и  неизбежность  возникновения  деспотизма,  пришедшего по его
следам.
     Политические  условия  на  Руси и ожесточенная борьба не на жизнь, а на
смерть  с  чуждыми,  враждебными  племенами  и  враждебной религией, борьба,
продолжавшаяся  четыре  столетия, превратили главу государства в постоянного
военного  диктатора, столь преданно поддерживаемого народом, что противиться
ему  считалось  преступлением.  Вместе  с  тем  социальные  условия в стране
придавали  деспотизму  такую  страшную реакционную силу, что еще долго после
того,  как  его  могущество  стало падать и причины, побудившие его к жизни,
стали  исчезать,  цари удерживали всю свою самодержавную власть и продолжали
наступление на права подданных.
     Образно  говоря, Московское государство было армией, огромной дружиной,
превратившейся  в  военную  касту  и  рассеянной  по  всем  обширным  землям
империи.  Разделенное  огромными  пространствами,  военное  сословие  в свою
очередь  было  разобщено  из-за  соперничества  между  отдельными  кланами и
внутри  кланов  между  его  членами.  Это  сословие не имело ничего общего с
феодальными  аристократиями  в  других  странах,  с  иерархией  знати  и  ее
вассалами.  Оно  отнюдь  не  походило на класс польских магнатов, имевших на
службе  тысячи  бедных  воинственных  рыцарей,  связанных со своим сувереном
общностью  происхождения  и  интересов. Русь была слишком бедна, чтобы бояре
могли  жить  в разорительной роскоши, и слишком обширна, чтобы низшая знать,
дворяне,  могла  стекаться  ко  двору  богатых  потентатов. Кроме того, царь
всегда  мог вознаградить их за службу, жалуя земельные угодья, и подогревать
их   верность   надеждами   на   высокие  чины.  Неисчислимые  людские  силы
государства  были,  таким  образом, громадным полчищем, зависящим - каждый в
отдельности  и  все  вместе  - непосредственно от царя и существующим только
его  милостями,  причем  низшие  чины  всегда  были  готовы по первому знаку
государя   сокрушить  малейшую  видимость  сопротивления  со  стороны  своих
начальников.
     И  все  это  происходило в стране, где два с половиной столетия рабства
уничтожили  в  высших классах общества всякое чувство чести и достоинства, а
в  низших  -  даже воспоминание о древних вольностях, приучая их в смиренной
покорности   преклоняться  перед  грубой  силой.  А  ведь  в  былые  времена
непокорный  и  вспыльчивый  россиянин  всегда готов был грудью встать против
любой несправедливости.
     Правда,    те   же   естественные   условия,   которые   препятствовали
возникновению  постоянных  социальных  уз, мешали центральному правительству
установить  свое  неограниченное  господство  над  всем  пространством своих
необъятных  владений.  Большая  часть  народной  массы,  даже  большая часть
военного  сословия  лишь  от случая к случаю испытывала на себе власть царя.
Тем   страшнее   было   положение   тех,   кто  находились  в  пределах  его
досягаемости,  ибо  самодержавие  развилось  в  деспотизм,  отличавшийся  не
столько  могуществом  власти,  сколько  безграничностью  самовластия.  Какое
сопротивление  могло  оказывать  царю  жалкое  высшее  сословие, боярство, -
люди,  не  находившие  силы  в  самих  себе и не пользовавшиеся поддержкой в
стране,  льстецы и низкопоклонники, стекавшиеся со всех концов русской земли
в  погоне  за  добром  и  почестями  и не имевшие ничего общего между собой,
кроме  жажды  снискать  благорасположение  царя  и  страха быть оттесненными
более  сильными  и  удачливыми  соперниками? Раболепство и лесть, готовность
пойти   на   любое  унижение  и  бесчестье  были  единственными  качествами,
позволявшими  добиться  царских  милостей,  а  часто  единственным средством
спасти  свою  голову.  В  отличие  от  подобных же сословий в других странах
русское  дворянство  вместо  обуздывания  деспотизма  и  противодействия его
власти  становится  его  жертвой,  его  орудием  либо его защитником. Москва
превращается  в  своеобразный  гигантский  перегонный куб, где под давлением
железного  кольца путем взаимодействия отдельных компонентов - motu proprio- вырабатываются деспотизм и угодничество.
     ______________
     
     Сделав  шаг  вперед и увидев всех поверженными к своим ногам, деспотизм
делает  дальнейший шаг. Повадки, приобретенные отцами, вошли в плоть и кровь
у  сыновей,  и  они,  в  свою  очередь,  с  новой  силой  передали  их своим
наследникам.  Единственным пределом, полагаемым этому развитию, были вкусы и
склонности  самих  деспотов. Но последние, будучи такими же варварами, как и
само  то  варварское  время,  и  имея  перед  собой  пример  своих еще более
свирепых  татарских  предшественников, уничтожали все человеческие права, не
считаясь  с  личным  достоинством,  честью и прочими качествами, отличающими
людей  от  зверей,  пока  не была достигнута та чудовищная черта, за которой
правление царей стало позором для человечества.


                                  Глава VI

ВЛАСТЬ ЦЕРКВИ

     Однако  мы  будем далеки от понимания характера московского деспотизма,
его  могущества  и  прочности,  если  вдобавок  к  внешнему  и материальному
воздействию  не  будем  учитывать  более  глубокую  моральную  силу, которая
придает  правительствам  столь  твердую власть над человеческими сердцами, -
поддержку религии.
     С  самого  начала  политической жизни на Руси русское духовенство имело
огромное  влияние, так как именно с помощью церковников и проповедуемого ими
христианства  языческому  народу  прививались зачатки культуры. Священники и
монахи  были  учителями  и советниками как князей, так и подданных. Вместе с
тем  в XI и XII столетиях на Руси стала внедряться греко-славянская культура
и  наряду  с  церковными  школами  миряне,  предававшиеся  ученым  занятиям,
основывали  в  главных  городах страны и светские школы, даже для девушек, в
которых молодежь усердно приобретала научные знания.
     Но  последующие татарские набеги полностью уничтожили эти первые ростки
светского  обучения,  и,  по  свидетельству наших историков, в XVI веке Русь
была  значительно  менее  культурной, более варварской, чем в XII веке. Даже
среди  высшей  знати искусство чтения и письма стало редким достижением, и в
боярской  думе  при  Иване  IV  многие  князья  из  старых  родов  не  умели