Подарков Цао Цао он не принял.

     В это время Цао Цао собирался предпринять поход на юг. Однако советник Сюнь
Юй отговаривал его:

     -- В холодную погоду воевать невозможно, разумнее было бы подождать до
весны...

     Цао Цао с ним согласился. Он приказал отвести воды реки Чжанхэ и сделать
небольшое озеро, где его войска обучались ведению войны на воде.

     Тем временем в Синье произошло вот что. Лю Бэй, приготовив подарки,
собирался в Лунчжун к Чжугэ Ляну, когда ему доложили, что у ворот его
спрашивает какой-то человек в островерхой шляпе.

     -- Наверно, Чжугэ Лян! -- обрадовался Лю Бэй.

     Приведя в порядок свою одежду, он вышел встречать гостя. Но это оказался
Сыма Хуэй. Лю Бэй любезно пригласил его во внутренние покои, усадил на
почетное место и осведомился:

     -- Как поживаете? Простите, что за своими военными делами я не выбрал
времени наведаться к вам. У меня не хватает слов выразить, как я счастлив,
что удостоился вашего светлого посещения!

     -- Я собственно пришел повидаться с Сюй Шу, мне сказали, что он у вас, --
ответил Сыма Хуэй.

     -- Недавно его матушка прислала ему письмо и вызвала в Сюйчан, -- произнес
Лю Бэй.

     -- Тут какая-то хитрость со стороны Цао Цао! -- взволновался Сыма Хуэй. --
Я хорошо знаю матушку Сюй Шу: она ни за что на свете не согласилась бы
написать такое письмо, даже если бы ее бросили в темницу! Ах, лучше бы Сюй
Шу не уходил отсюда! Тогда еще можно было бы надеяться, что его матушка
останется в живых, а теперь она безусловно погибнет!

     Лю Бэй изумился, не понимая, почему это может случиться.

     -- А вот почему, -- объяснил Сыма Хуэй, заметив его недоумение. -- Матушка
Сюй Шу -- женщина высоких взглядов, и она не пожелает жить после того, как
ее сын совершил позорный поступок!

     -- Не скажете ли вы мне, кто такой наньянский Чжугэ Лян? -- спросил Лю Бэй.
-- Его назвал мне перед отъездом Сюй Шу...

     -- Ах, зачем же он еще тащит другого! -- усмехнувшись, воскликнул Сыма
Хуэй. -- Решил сам уйти -- на то его воля, и делу конец!

     -- Почему вы так говорите? -- не понял его Лю Бэй.

     -- Чжугэ Лян близок с Цуй Чжоу-пином из Болина, Ши Гуан-юанем из Инчуани,
Мын Гун-вэем из Жунани и с Сюй Шу, -- объяснил Сыма Хуэй. -- Они составляют
как бы единый кружок, и только один Чжугэ Лян независим во взглядах. Когда
они беседуют, Чжугэ Лян часто сидит в сторонке и, обхватив колени руками,
напевает. Потом вдруг укажет на друзей рукой и воскликнет: "Друзья мои, если
бы вы пошли на службу, то непременно получили бы высокие должности!" А когда
те спрашивают его, что он этим хочет сказать, Чжугэ Лян только улыбается в
ответ. Он обычно сравнивает себя с Гуань Чжуном и Ио И, но мудрость его
никто измерить не может.

     -- Почему в Инчуани так много мудрецов? -- спросил Лю Бэй.

     -- Еще в давние времена астролог Инь Куй предсказал, что будет так, когда
увидел множество ярких звезд, скопившихся над Инчуанью, -- ответил Сыма
Хуэй.

     -- Ведь Гуань Чжун и Ио И -- наиболее прославленные люди эпохи Чуньцю и
Борющихся царств. Их подвиги известны всей вселенной, -- не вытерпел
стоявший рядом Гуань Юй. -- Не слишком ли это для Чжугэ Ляна -- сравнивать
себя с ними?

     -- Я тоже так думаю, -- согласился Сыма Хуэй. -- Я сравнивал бы его с
другими.

     -- С кем же? -- спросил Гуань Юй.

     -- Во-первых, с Цзян Цзы-я(просуществовавшую восемьсот лет, и с Чжан Ляном, прославившим Ханьскую
династию на целых четыреста лет! -- сказал Сыма Хуэй.

     Все были поражены этими словами, а Сыма Хуэй откланялся и удалился. Лю Бэю
не удалось его удержать. Сыма Хуэй вышел за ворота и, взглянув на небо,
громко рассмеялся:

     -- Вот Дремлющий дракон и нашел себе господина! Но как жаль, что родился он
не вовремя! -- воскликнул он и скрылся.

     -- Поистине непонятный старец! -- со вздохом произнес Лю Бэй.

     На другой день Лю Бэй с братьями отправился в Лунчжун. Издали путники
заметили у подножья гор нескольких крестьян, которые обрабатывали землю
мотыгами и напевали:

     Земли поверхность, как шахматное поле,
     Как дивный купол, небесный кругозор.
     Людей всех делят на белых и на черных,
     Позор и слава в разладе с древних пор.
     Тот, кто прославлен, в довольстве пребывает,
     Тот, кто унижен, лишен последних благ.