-- Видите ли, сейчас в Поднебесной великая смута, со всех сторон
надвигаются грозные тучи, и я хотел просить Чжугэ Ляна помочь мне установить
порядок в стране, -- сказал Лю Бэй.

     -- Конечно, это гуманное желание, -- согласился Цуй Чжоу-пин. -- Но так уж
ведется исстари: порядок чередуется с беспорядком. Когда Гао-цзу, отрубив
голову Белой змее, встал на борьбу за справедливость и казнил
безнравственного циньского правителя, страна из полосы смут вступила в
полосу порядка. Спокойствие длилось до правления императоров Ай-ди и Пин-ди
-- почти двести лет. Потом, когда Ван Ман поднял мятеж, страна опять перешла
в полосу смут. Гуан-у возродил династию и устранил беспорядки, и вот вплоть
до наших дней -- тоже почти двести лет -- народ жил в мире и покое. Сейчас
вновь повсюду поднято оружие, и это значит, что наступило время смут. Тут уж
ничего не поделаешь! Если вы хотите, чтобы Чжугэ Лян повернул вселенную, то
я боюсь, что вы напрасно потратите силы. Разве вам не известно, что покорный
небу всего достигает легко, а тот, кто идет наперекор небу, всегда встречает
трудности? Не изменить того, что предрешено судьбой, не избежать того, что
предопределено роком!

     -- Ваши рассуждения доказывают вашу прозорливость, -- произнес Лю Бэй. --
Но могу ли я, потомок Ханьского дома, оставить династию на произвол судьбы?

     -- Люди, живущие в горах и пустынях, не пригодны для того, чтобы рассуждать
о делах Поднебесной, -- сказал Цуй Чжоу-пин. -- Но раз уж вы спросили меня,
то я и ответил вам по мере моего разумения... хотя, может быть, и глупо!

     -- Я благодарен вам за наставления, -- сказал Лю Бэй. -- Но не знаете ли
вы, куда ушел Чжугэ Лян?

     -- Нет, не знаю. Я тоже хотел с ним повидаться.

     -- А если бы я попросил вас приехать ко мне, в мой ничтожный городишко? --
спросил Лю Бэй.

     -- О, нет! Я слишком для этого ленив! Да и давно уже отказался от почестей!
-- сказал Цуй Чжоу-пин. -- До свиданья!

     Он поклонился и ушел, а братья сели на коней и поехали дальше.

     -- Чжугэ Ляна не нашли, но зато вдоволь насладились болтовней этого
негодного школяра! -- ворчал дорогой Чжан Фэй.

     -- Это мудрые рассуждения отшельника! -- поправил брата Лю Бэй.

     Спустя несколько дней ему сообщили, что господин Во-лун вернулся. Лю Бэй
велел привести коня.

     -- Не пристало вам гоняться за этой деревенщиной! -- раздраженно заметил
Чжан Фэй. -- Велите слуге позвать его, и все тут!

     -- Помолчи-ка ты лучше! -- прикрикнул на брата Лю Бэй. -- Тебе известно,
что Мын Цзы сказал: "Если ты хочешь видеть мудреца, но идешь не его путем,
-- это равносильно тому, что ты зовешь мудреца, но закрываешь перед ним
дверь". Ведь Чжугэ Лян -- величайший мудрец нашего времени! Можно ли его
просто позвать?

     Лю Бэй сел на коня и во второй раз отправился к Чжугэ Ляну. Братья
последовали за ним. Стояла суровая зима, черные тучи заволокли небо. Не
успели путники проехать и нескольких ли, как налетел холодный ветер, повалил
снег. Горы стали словно из яшмы, и деревья будто обрядились в серебро.

     -- Воевать сейчас нельзя -- зима, -- проворчал Чжан Фэй. -- И зачем только
понадобилось тащиться в такую даль из-за какого-то бесполезного человека?
Сидели бы в Синье, подальше от ветра и снега!

     -- Я хочу, чтобы Чжугэ Лян увидел мою настойчивость! -- заявил Лю Бэй. --
Если ты боишься холода, можешь возвращаться!

     -- И смерти не боюсь, не то что холода! -- вспыхнул задетый Чжан Фэй. --
Но думаю, что едете вы напрасно, вот что!

     -- Поменьше болтай! Едем дальше! -- ответил Лю Бэй.

     Приближаясь к деревушке, путники услышали, что в кабачке, стоявшем у края
дороги, кто-то напевает песню. Лю Бэй придержал коня.

     И подвигов не совершал и славы еще не стяжал он,
     Он долго весны не встречал, что каждому сердцу желанна.
     И жаль, что не видели вы, как старец Дунхайский покинул
     Лачугу свою и пошел вслед за колесницей Вэнь-вана.
     Как, не ожидая, пока князья соберутся под знамя,
     Вдруг на переправе Мынцзинь стремительно в лодку вошел он,
     Как в битве великой в Муе, где крови пролито немало,
     Могучим орлом воспарил, отваги и верности полон.
     И жаль, что не видели вы, как пьяница из Гаояна,
     Бедняк низкородный, почтил Манданского гуна поклоном,
     С каким величавым лицом сидел на пиру, удивляя
     Сужденьем своим о князьях, пророчески непреклонным.
     Как княжества Ци города он отдал врагу на востоке.
     Но в Поднебесной никто его не пленился уделом.
     Хоть не были оба они в родстве с императорским домом,
     А все же героев таких на свете не сыщется целом.

     Песня кончилась. И тогда запел другой, в такт ударяя по столу:

     Мечом, озарившим весь мир, взмахнул государь и основу
     Династии заложил, сиявшей четыреста лет.
     Сановники злые пришли, и царственный род истощился,
     И при Хуань-ди и Лин-ди померкнул величия свет.