тайной тюрьме инквизиции Вальядолида по  подозрению  в  лютеранстве,  потому
что, как говорили, он был увлечен примером Каррансы), будучи принужден  дать
объяснения относительно писем, которые он писал из Вальядолида 30 мая  и  30
июня 1559 года, объявил 10 сентября, 22 ноября, 15 и 10  декабря:  все,  что
говорили о Каррансе,  было  делом  клеветы  магистра  Кано,  его  соперника,
заклятого врага всякого блага, человека богатых дарований, но  неугомонного.
Он подтвердил свое показание 22 декабря того же года. Брат Хуан де  Мануэль,
монах  того  же  ордена  (который  выступал  в  качестве  свидетеля  тайного
следствия), объявил 18 октября 1560  года,  что  слышал,  как  брат  Доминго
Куэвас  и  брат  Доминго  Кальвете   говорили,   будто   брат   Антонио   де
Санто-Доминго, ректор коллегии Св. Григория в Вальядоли-де,  утверждал,  что
архиепископ невиновен и так же несправедливо преследуем, как Иисус  Христос,
и убить магистра Кано было бы делом  столь  же  угодным  Богу,  как  служить
обедню. Он объявил, что слышал, как  тот  же  брат  Антонио  де  Сан-Доминго
говорил о Кано угрожающим тоном и произносил  оскорбительные  намеки  против
святой инквизации,  потому  что  она  дорожит  подобным  человеком.  Магистр
Гал-ло, профессор в  Саламанке,  один  из  богословов  Тридентского  собора,
написал из Брюсселя графу де Фериа письмо от 24 апреля 1559 года,  найденное
в бумагах архиепископа; в нем есть следующий пункт: "Брат  Мельхиор  Кано  -
мой друг; это человек, на которого можно рассчитывать из-за многих известных
мне хороших свойств; но я не могу оправдать всех его мнений,  особенно  того
обстоятельства, что он не обнаружил больше умеренности в деле  архиепископа,
в деле, в котором я принимаю участие как человек,  всецело  преданный  этому
прелату. Я интересуюсь его участью со всем усердием настоящего слуги, и  все
лица моего положения настолько ему обязаны и благодарны, что ваше  одобрение
не может ничего прибавить к моей преданности; я написал архиепископу то, что
откровенно высказал королю, и, надеюсь, он увидит,  насколько  я  желаю  ему
успеха". Иезуит Педро де Рибаденейра писал из Рима 1 февраля 1560 года  отцу
Антонио Аросу, своему собрату, что там спорят о том, какое  наказание  можно
было бы наложить на епископа Кано; между тем  достоверно  известно,  что  он
скончался, не будучи судим.
     XI. Дом Педро дель Фраго, епископ Хаки, преследовался инквизицией после
того, как стал объектом клеветы, потому что верховный совет вел себя в  этом
случае необдуманно. Он родился в 1499 году в местечке Ункастильо, в  епархии
Хаки;  его  отец  был  Санто  дель  Фраго,  а  мать  Мария  Гарсес,  оба  из
благородного сословия. Педро учился в Париже и стал  доктором  Сорбонны.  Он
научился еврейскому и греческому языкам и  причислялся  к  лучшим  латинским
поэтам своего времени.  Назначенный  богословом  Карла  V  на  первый  созыв
Тридентского собора, он был там в 1545 году; на втором собрании в 1551  году
он произнес латинскую проповедь в день Успения; эта  речь  составляет  часть
коллекции документов, относящихся к собору. В 1561 году Филипп  II  назначил
его епископом города Альджеро в Сардинии,  и  он  присутствовал  в  качестве
такового на третьем созыве  Тридентского  собора.  Несколько  столетий  тому
назад епархия Хаки была присоединена к епархии Уэски, но их разделение  было
в то время предметом большого процесса. Так как Хаки выиграла  его,  то  дом
Педро дель Фраго был первым ее епископом в 1572 году; все жители Уэски, были
очень недовольны жителями Хаки и  их  епископом  из-за  разделения  епархии.
Через год после этого назначения, когда дому Педро шел  семьдесят  четвертый
год, совет инквизиции поручил инквизиторам Сарагосы навести справки об  этом
достойном прелате как заподозренном в ереси, потому что на него донесли, что
неизвестно, исповедуется ли он, и что незаметно, чтобы он  имел  постоянного
духовника; он служит обедню  с  недостаточной  благопристойностью  и  делает
многое другое, что послужило причиной доноса на него. Донос был составлен из
четырех пунктов; последний был, очевидно, неприемлем: если  бы  в  нем  были
верные факты против епископа Хаки, их бы выставили и более или  менее  четко
определили бы. Не менее поражает то, что верховный совет  до  того  забылся,
что  признал  важным  обстоятельством  отсутствие  сведений,  кто   является
всегдашним духовником дома Педро, хотя  ни  один  епископ  не  обязан  иметь
такового. Пункт о том, что неизвестно, исповедуется  ли  Педро  дель  Фраго,
обнаруживает недоброжелательство со стороны доносчика, потому  что  епископы
вовсе не обязаны более, чем остальные  верные,  исповедоваться  открыто  для
того, чтобы публика была о  том  осведомлена.  Что  касается  недостаточного
благоговения  при  совершении  литургии,  в  котором  его  упрекали,  то  не
доказывает ли такое замечание о семидесятичетырехлетнем старике, что не было
налицо никакого серьезного повода для его  осуждения?  Как  осмелился  совет
поставить себя в  такое  смешное  положение  столь  неосторожным  поступком?
Желание добиться права производить суд  над  епископами,  имевшее,  конечно,
большое значение со времени буллы Павла IV от 1559 года,  изданной  по  делу
архиепископа Толедо, в преследовании советом  дома  Педро  дель  Фраго  тоже
играло важную роль;  но  тщеславие  совета  было  посрамлено.  В  результате
справок обнаружилось, что дом Педро дель Фраго посещал тогда  свою  епархию,
чтобы организовать в ней пастырскую службу  и  ввести  в  действие  указы  и
каноны Тридентского собора в крае,  который  из-за  процесса  с  Уэской  был
долгое время лишен посещения своего первого архипастыря,  -  обстоятельство,
затруднявшее для епископа установление  нового  порядка  вещей.  Филипп  II,
вознаграждая его услуги, назначил его в 1577 году епископом  Уэски,  где  он
основал епископскую семинарию. Дом Педро умер в 1584  году;  тело  его  было
перенесено на родину в больничную церковь, которой он  был  основателем.  Он
управлял в Уэске синодом и заставил принять основные законы, составленные  и
опубликованные  им;   он   составил   также   Журнал   самых   замечательных
происшествий, приключившихся на Тридентском соборе с 1542 до  1560  года,  и
написал несколько латинских стихотворений, доказывающих его большие познания
в литературе. Память его еще глубоко чтится, и многие  историки  Арагонского
королевства говорят о нем в своих летописях {Район Уэска. Обозрение  церквей
Арагона. Т. VI; Латаса. Современная библиотека арагонских писателей. Т. 1.}.


       Статья вторая

ДОКТОРА БОГОСЛОВИЯ

     I. Среди докторов богословия Тридентского  собора,  которых  инквизиция
преследовала и карала, первое место должен  занять  тот,  чье  дело  кажется
наиболее удивительным. Мы имеем  в  виду  Бенедито  Ариаса  Монтануса;  быть
может, он является самым сведущим человеком своего века в восточных  языках.
Многие города Испании  (Севилья,  Херес-де-Лос-Кабальерос  [58]  и  местечко
Фрехеналь-де-ла-Сьерра) спорили о том, которому  из  них  принадлежит  честь
быть местом рождения Ариаса Монтануса, подобно тому, как  несколько  городов
Греции оспаривали право называться родиной Гомера. Ариас Монтанус был сведущ
в еврейском, халдейском, сирийском, арабском, греческом и латинском  языках;