трибуналов; тогда получат для каждого года  десять  тысяч  двести  девяносто
шесть осужденных, то есть за восемнадцать лет - сто восемьдесят  пять  тысяч
триста двадцать восемь жертв.
     XXIII. Если бы число жертв в каждом из других инквизиционных трибуналов
я сравнял с числом жертв в трибунале Севильи,  то  получил  бы  четыреста  с
лишним тысяч  человек,  потерпевших  кары  от  святого  трибунала  за  такой
короткий срок.
     XXIV. Я не принял в расчет лиц, осужденных в Сардинии,  чтобы  меня  не
обвинили в преувеличении. Однако известно, что деятельность  Торквемады  там
тоже вызвала немало жертв и что его примеру подражали впоследствии,  осуждая
бесчисленное множество людей.
     XXV. Я не упоминал об инквизиции в Галисии (где инквизиции тогда еще не
существовало), о трибуналах на Канарских островах [398] и в Новом Свете,  ни
даже о трибунале  Сицилии,  где  продолжала  существовать  прежняя  система,
несмотря на усилия ввести новую.  Это  очевидно  доказывает,  что  суровость
новой системы внушала опасения и что труднее было от нее найти защиту.  Если
мы будем считать жертвами Торквемады всех тех, кто был судим после смерти  в
трибуналах, основанных его преемниками, - кто может счесть их число?


       Статья пятая.

ГОНЕНИЕ ТОРКВЕМАДЫ НА КНИГИ

     I. Пылкое усердие Торквемады не ограничивалось преследованием людей; он
гнал и книги. В 1490 году он  велел  сжечь  несколько  еврейских  Библий,  а
впоследствии более шести тысяч книг на аутодафе в Саламанке, на площади  Св.
Стефана, под предлогом, что они были  заражены  заблуждениями  иудаизма  или
пропитаны колдовством, магией, волшебством  и  другими  суевериями.  Сколько
ценных произведений при этом погибло! Единственным  их  преступлением  было,
что их не могли понять.
     II. Почти за сорок лет до этого  происшествия  другой  доминиканец,  по
имени брат Лопе де Барриентос, духовник кастильского короля Хуана И, подверг
уничтожению библиотеку дона Энрике Арагонского, маркиза де  Вильены,  принца
королевской крови, невзирая на высокое положение этого вельможи, который был
родственником короля. Этот неистовый священник в награду  за  издевательство
над кузеном своего государя и за обнаруженную им фанатическую  ревность  был
назначен епископом Куэнсы.
     III. Инквизиция охотно пользовалась  всеми  представлявшимися  случаями
для распространения на этот пункт своего права  и  юрисдикции.  Уже  прежние
инквизиторы Арагонского королевства осудили на сожжение разные произведения;
но они решались это делать только в силу апостолического поручения,  которое
нисколько не касалось Кастилии. В 1490 году Торквемада подал пример подобной
казни по указу, полученному от самого  Фердинанда,  так  же  как  Барриентос
поступил из повиновения кастильскому королю Хуану II, тестю этого государя.
     IV. Было хорошо известно, что власть инквизиции вовсе  не  простиралась
на книги, и 8 июля 1502 года Фердинанд  и  Изабелла  опубликовали  в  Толедо
королевский указ, которым поручалось председателям апелляционных судов [399]
в Валья-долиде  и  Сьюдад-Реале  (ныне  в  Гранаде),  архиепископам  Толедо,
Севильи  и  Гранады,  а  также  епископам  Бургоса,  Сала-манки   и   Саморы
рассматривать дела, связанные с разбором,  цензурой,  печатанием,  ввозом  и
продажей книг.
     V. Это  доказывает,  что  оба  монарха  нисколько  не  думали  поручать
инквизиции подобные дела; хорошо бы, если бы  такому  примеру  подражали  их
преемники. Но Карл V в 1550 году  приказал  дому  Фернандо  Вальдесу  [400],
главному инквизитору, запретить некоторые книги,  отвергнутые  университетом
Лувена [401]. Его сын Филипп II [402] дал ему подобное же поручение для всей
Испании. Святой  трибунал  долго  пользовался  этим  полномочием  и  наконец
осмелился утверждать, что оно  было  первоначальным  и  естественным  правом
трибунала, который инквизиторы называли трибуналом веры.
     VI. Поэтому-то мы видели, как они жаловались и протестовали, как  будто
было произведено покушение на их права, когда в 1767  и  1768  годах  король
Карл III [403] и совет Кастилии решили прекратить  злоупотребления,  которые
делал святой трибунал из данного поручения, запрещая многие  хорошие  книги,
защищавшие  права  и  прерогативы  короны,  не  желая  выслушать  ни   живых
католических  авторов  подобных  книг,  ни   защитников   умерших,   вопреки
постановлению папы Бенедикта XIV [404].
     Карл III и его совет думали пресечь это беззаконие, повелевая исполнять
папскую  буллу  и  воспрещая  публиковать  какой-либо  запрет  на  книги  до
получения одобрения короля через государственного министра. Но я  лично  мог
убедиться, находясь в лоне трибунала, как  ошиблось  правительство  в  своих
расчетах.
     VII. Инквизиторы злоупотребляют тайной, которая окружает их  совещания,
и постоянно находят средства для цензуры книг, с учением коих частично или в
целом их ознакомил донос. Они не  только  не  сообразовались  ни  с  папской
буллой, ни  с  королевскими  указами,  они  даже  пренебрегли  обращением  к
епархиальному епископу. Совет инквизиции решал все самолично, следуя оценкам
богословов,  называемых  квалификаторами,  которые   в   общем   были   люди
предубежденные, незнакомые с церковной  историей,  не  сведущие  в  истинных
убеждениях Отцов Церкви, вселенских и поместных  соборов  тех  веков,  когда
лжедекреталии  еще  не  появились  на  свет  и  когда  юрисдикция   пап   не
простиралась  дальше  Рима,  кроме  редких  дел,  касающихся   общецерковной
дисциплины.
     VIII. Сведения, даваемые государям об  этого  рода  приговорах,  быстро
выродились в пустую формальность: печатали  указ  о  запрете  до  оповещения
короля и давали сообщение  о  запрете,  ничего  не  прибавляя  к  тому,  что
читалось в напечатанном декрете, не объявляя, были ли выслушаны авторы, и не
объясняя также, почему цензоры квалифицировали содержание книг.


       Статья шестая

ЛИЧНЫЕ СВОЙСТВА ТОРКВЕМАДЫ И ИХ ПОСЛЕДСТВИЯ

     I. Все эти несчастия и множество других, которые  я  обхожу  молчанием,
явились следствием системы, принятой Торквемадой и  рекомендованной  им  при
смерти своим преемникам. Они оправдывают общую ненависть, сопровождавшую его
до гроба и носившую столь ужасный характер на протяжении  всех  восемнадцати
лет его деятельности, что он должен был принимать различные предосторожности
для охраны своей жизни. Фердинанд и Изабелла позволили ему окружать себя  во