- Все в порядке, - сказал он, поднимая  брови.  На  актера  Куршмида,
который упорно  разглядывал  его,  он  не  обратил  внимания.  -  Теперь
поговорим о нас с тобой, - объявил он и чокнулся с  Мангольфом.  Пил  он
обстоятельно, с причмокиванием и  в  особо  мужественной  позе.  Где  он
научился так лебезить? Неужели он не понимает, что это смешно?  Мангольф
с тревогой заметил, что оба художника уже  рисуют  на  него  карикатуры:
рыжеватая раздвоенная бородка, которую он  отрастил,  сверкающие  черные
глаза, волевая складка в углах губ, - а  в  целом  все  же  только  лицо
полукарлика, который силится казаться выше.
   Совершив возлияние, Терра еще раз поднял стакан,  приветствуя  друга,
потом бережно  отставил  его  и  спросил,  неожиданно  проявляя  радость
свидания:
   - Как же ты развлекался все эти годы, милый Вольф?
   - Если считать это выражение  подходящим,  то,  по-видимому,  у  тебя
найдется больше, о чем порассказать, - ответил Мангольф.
   - Я не развлекался, - сказал  Терра  и  на  весь  зал  добавил:  -  Я
компрометировал себя.
   - Ты возвел это в профессию?
   - Что же еще на этом свете делать молодому лоботрясу, если только  он
родился не слабоумным, как не компрометировать себя?  -  И  обращаясь  к
Куршмиду: - Мы видимся не впервые, милостивый государь.
   - Весьма возможно.  -  Куршмид  обменялся  с  Мангольфом  озабоченным
взглядом.
   Терра  перехватил  этот  взгляд,  после  чего,  радуясь  предстоящему
развлечению, обратился к богачу Пильцу:
   - И с вами мы знакомы. Молодая девица, которую вы в закоулке,  позади
ярмарочных балаганов, заверяли в своем преклонении,  вполне  заслуживает
его, клянусь честью. Кожа у нее такая ослепительная, что  змея,  которой
эта девица себя обвивает по долгу службы, не может соперничать с  ней  в
блеске. Надеюсь, грязные ногти у женщины вам не мешают?
   Богач  деловито  подтвердил,  что  не  мешают.  Граф  Ланна   спросил
небрежно:
   - Вы подвизаетесь в варьете, господин..?
   - Терра. - И запинаясь: - Вы льстите мне, господин  граф.  Правда,  я
испробовал немало профессий...
   Даже художники перестали подсмеиваться, заметив, как  безоружен  этот
человек, когда кто-нибудь осадит его.  Но  Терра  уже  оправился.  Ланна
избегал встречаться с ним взглядом, - впрочем, трудно было сказать, куда
устремлены  глаза  молодого  аристократа,  тусклые   глаза   с   отливом
полудрагоценных камней.  Поэтому  Терра  переводил  взгляд  с  Ланна  на
Мангольфа; он начал торжественно:
   - Высокочтимый господин граф! Ваш высокочтимый отец...
   - Зачем вы беспрерывно поминаете моего отца? - Аристократ поежился от
такой неделикатности, как в ознобе.
   -   ...несомненно   позаботится   о   вашей   карьере   в    качестве
государственного деятеля. - И приглушенно, но четко: - Ведь  граф  скоро
будет министром.
   Молодой Ланна вздрогнул, услышав,  как  оглашают  строго  оберегаемую
семейную тайну. Он поспешил выяснить, слышал ли  Мангольф.  У  Мангольфа
был   расстроенный   вид.   Терра,   говоривший    наугад,    постарался
воспользоваться приобретенным преимуществом.
   - Именно поэтому моя безвестная персона  осмеливается  преподать  вам
совет не слишком торопиться. В вашем облике, во всем вашем существе даже
непосвященному  видна  та  особая  и,   осмелюсь   утверждать,   роковая
страстность, которая у нас может найти себе настоящее применение лишь  в
области театра.
   При этом он оглядывал чинную  фигуру  молодого  аристократа,  как  бы
благоговея и изумляясь одновременно. У остальных, включая  и  Мангольфа,
на лицах появилось выражение любопытства.
   Терра  не  замечал   этого.   Желая   подчеркнуть,   что   достаточно
злоупотреблял графским вниманием, он деликатно отодвинулся от стола.
   И тут же им вновь овладела радость  свидания  и  он  вновь  выпил  за
здоровье друга. Пока тот старался угадать, какой готовится  новый  удар,
Терра уже задал вопрос: "Давно ты был у  моей  сестры?"  И,  прежде  чем
Мангольф нашел подобающий ответ, объявил во всеуслышание:
   - Сестра моя в публичном доме.
   Мангольф поспешил вмешаться:
   - Шутка недурна. Городской театр можно до известной  степени  считать
публичным зданием. - После чего все физиономии разгладились. Граф  Ланна
даже проявил участие.
   - Ваша сестрица обнаруживает дарование? Как вы думаете, сударь, стоит
Пильцу построить театр, о котором он все толкует? Выгодное  это  дело  -
театр? А вы согласились бы взять на себя руководство и  пригласить  вашу
сестрицу, если она обнаруживает  дарование?  -  При  этом  молодой  граф
поежился.
   Терра отвечал на его беспомощные вопросы по-отечески.  Он  познакомил
всех присутствующих с новейшими принципами  организации  театра,  указал
первоклассное, никем еще не обнаруженное место для постройки  и  выразил
готовность всецело отдать себя в их распоряжение.
   - Что касается моей сестры - великолепная женщина, я не  премину  при
первом же случае продемонстрировать ее вам, господа.
   - А! - произнес богач Пильц и оживился.
   Оба художника пожелали немедленно набросать проект будущего театра по
указаниям Терра.
   - Мне сдается, господин Мангольф собирался попотчевать вас еще  одной
остротой, - ехидно заметил Терра.
   Но Мангольф и Куршмид,  не  участвовавшие  в  общем  оживлении,  сели
подальше. Зал уже пустел. Мангольф был  бледен  и  молчалив.  Он  мрачно
смотрел  в  одну  точку;  лицо  его,  внезапно   состарившееся,   слегка
подергивалось.
   - Я вас понимаю, - начал Куршмид и, встретив неприязненно-недоуменный
взгляд: - Какое разочарование испытали вы от встречи с другом юности!  -
И в ответ на протестующий жест Мангольфа: - Вам не  хочется,  чтобы  это
было заметно, но я замечаю все. Ваш приятель устраивает свои дела за ваш
счет.
   - Кто знает, - сказал Мангольф,  -  не  происходит  ли  сейчас  нечто
большее, чем разовый сеанс мистификации. - Он нахмурился,  пожалев,  что
подумал вслух, и прервал беседу.
   Когда Мангольф собрался уходить, поднялся и Терра.
   - Господа, как мне  ни  лестно  давать  пищу  вашему  многообещающему