Он знал, что она еще стоит на месте, однако не оглянулся. Лишь теперь
преступление представилось ей со всей ясностью, когда не сама она должна
была совершить его.
   Теперь она испугалась.
   Но наутро  он  спохватился:  а  вдруг  она  уже  это  сделала,  вдруг
поспешила из страха перед его вмешательством,  действуя  наперекор  всем
доводам разума? Убила, быть может, только чтобы избавиться от мыслей  об
убийстве?
   Было  слишком  рано,  чтобы  навести  справки.  Час  прошел  во   все
возраставшем страхе, наконец он  позвонил.  Он  придумывал  всевозможные
способы будто ненароком разузнать о здоровье Толлебена. Наконец  решился
и просто позвонил к самому Толлебену. Никто не ответил; но тут  в  дверь
постучали, и вошел Толлебен.
   - Сию  минуту,  -  сказал  Терра  деловым  тоном  и,  соединившись  с
квартирой  Толлебена,  не  называя  имен,  обстоятельно   расспросил   о
местопребывании того, кто сидел перед ним. В конце концов  ему  все-таки
пришлось обратиться к гостю.
   - У вас плохой вид, господин фон Толлебен, - сказал он,  чтобы  сразу
поставить того в невыгодное положение. - Правда, мы  обычно  встречаемся
по таким поводам, которые не позволяют хотя бы одному из  нас  проявлять
жизнерадостность. Чем могу служить вам на сей раз?
   - Другой манерой выражаться... Это просьба, - добавил он,  видя,  что
Терра готов вспылить.
   Толлебен никак не  мог  сжаться,  его  гигантский  торс  по  привычке
раскачивался в кресле от одного локотника к другому. Но лицо чуть что не
просило прощения  за  такие  пропорции  тела.  Кроме  того,  он  казался
утомленным. Если Толлебен и  не  был  убит,  то  спать  ему  сегодня  не
довелось.
   - С моей стороны это искренняя забота, - заявил Терра, понижая голос.
- Ведь мы некоторым образом связаны друг  с  другом.  Такова  была  воля
судьбы, не наша...
   Толлебен махнул рукой, показывая, что этот вопрос обсуждать поздно.
   - Поэтому ваше самочувствие  для  меня  не  безразлично,  -  заключил
Терра. - Разрешите дать вам  совет:  уезжайте  на  несколько  недель  из
Берлина! - При этом он очень  убедительно  смотрел  на  собеседника.  Не
побледнел ли Толлебен? Впрочем, лицо у него вообще приблизилось по цвету
к канцелярским бумагам. Кого напоминала его  обвисшая  книзу,  а  сверху
отощавшая физиономия? Того надворного советника, к  которому  благоволил
Ланна.  Мечта  Ланна  начала  осуществляться  -  Бисмарк  уступал  место
заработавшемуся чиновнику. Только глаза, естественно, казались еще более
выпученными на дряблом лице.
   Но тут он даже покраснел.
   - Вам нет надобности отсылать меня, - произнес он пискливым  голосом.
- Моя жена все равно делает что ей вздумается.
   - Если вы подозреваете, - начал  Терра,  -  что  я  хоть  в  малейшей
степени затронул вашу честь...
   - Я все равно не стал бы вызывать  вас  на  дуэль.  Я  как-то  вызвал
вашего друга Мангольфа, с тех пор я знаю, как ваша  братия  относится  к
делу чести. В следующий раз мне пришлось бы расписаться  в  том,  что  я
конокрад.  -  Голосок  был  пронзительнее,  чем  всегда,  и  во  взгляде
появилась жажда крови.
   - Между  нами  ничто  не  изменилось,  Толлебен,  -  прошипел  Терра,
нагнувшись вперед. - Вы были моим заклятым врагом, зверем  из  бездны  с
кровожадными глазами. Им вы и остались.
   Чудовищная искренность, но Толлебен отверг ее.
   - К этому я не склонен, - сказал он, выпрямляясь. - Я  не  склонен  к
излияниям.
   После чего Терра отвернулся, и наступила пауза.
   - У вас с моей женой  какие-то  очень  уж  современные  отношения.  -
Толлебен начал бережно, чтобы не задеть чего-нибудь.  -  Но  я  тоже  не
отстал от века и могу верно судить о них, - закончил он  решительно.  Он
произнес затверженный урок и перевел дух.
   Терра думал, отвернувшись: "Раздавленный человек, а я  издеваюсь  над
ним".
   -   Господин   статс-секретарь!   Не    возьмете    ли    вы,    ваше
превосходительство, на себя труд припомнить, что я иногда совершенно  не
по заслугам пользуюсь влиянием  у  вашего  тестя,  нашего  высокочтимого
рейхсканцлера, и могу либо помочь, либо повредить вам. Но я веду честную
игру и не делаю ни того, ни другого!
   Терра внезапно поднял глаза и увидел, что Толлебен  смотрит  на  него
робко и тревожно.
   - Мне осталась только роль просителя, - торопливо сказал  озадаченный
гость. - Отговорите мою жену выступать в цирке!
   - Что? - спросил Терра.
   - Выступать в цирке, - повторил Толлебен. Он растерялся. - Вот как! Я
думал, вы знаете. Очевидно, она и вам не все говорит.
   Терра поднялся.
   - Этому мы должны воспрепятствовать, - решил он.
   - То же считаю и я. Но что мы можем поделать, если она и вам  говорит
не все?
   - Какая нелепость хотя бы ее поездка в Ниццу! - подхватил Терра.
   - В нашем кругу не принято показывать высшую школу верховой езды даже
под вуалью, - заметил Толлебен.
   - Ее имя стоит на афише?
   - Этого еще недоставало! - Мысль эта заставила  вскочить  и  супруга.
Супруг и возлюбленный стали кружить по комнате.
   - Тяжкое испытание, - сказал супруг.
   - Немыслимое, - подхватил возлюбленный.
   - Я даю слово воспрепятствовать этому.  -  Терра  остановился.  -  Но
одновременно должен высказать вам  свое  порицание.  Многое  зависит  от
мужа.
   - Стало быть, от нас обоих! - взвизгнул Толлебен.
   Терра насторожился. Вот она, природа!  Зверь  сорвался  с  цепи;  еще
минута - и он вонзится когтями ему в  плечи.  Толлебен  раскачивался  на
каблуках. Он боролся со своей вспышкой, так что побагровел и был  близок
к удару. Терра казалось, будто он пригибается, хотя  на  самом  деле  он
стоял прямо.
   - Наконец-то мы верно поняли друг друга, - сказал Терра.
   - Нет! - воскликнул  Толлебен.  -  Вы  считаете,  что  я  должен  все
стерпеть. Но я терплю не потому, что так угодно вам, сударь. Я терплю во