Но вот к нему явился  Иерихов,  его  старый  приятель,  камергер  фон
Иерихов.  Первые  полчаса  он  только  твердил:  "Вот  история-то,   вот
история-то!" Ланна не поддерживал его; наоборот,  он  возразил:  "Чистый
случай, удивительно, что это не произошло еще раньше".  -  "Вот  история
так история!" - "Теперь уже ничего не поделаешь". - "Как бы не вышло еще
хуже". На что Ланна пожал плечами:
   - Затем я и существую, чтобы до последней  возможности  предупреждать
катастрофы.
   Член верхней палаты собирался что-то сказать,  кашлянул,  поперхнулся
и, наконец, выдавил из себя: "Ясно как день: надо его убрать". - "Мы  не
римляне", - заметил Ланна. Тут Иерихов стукнул по столу. "Значит,  взять
в опеку!" Ланна обернулся, как будто кто-то стоял позади  него.  Неужели
ему удалось довести их до этого?
   Он с сочувствием заговорил о больном;  но  Иерихов  не  был  доступен
сочувствию, консервативная партия сочувствия не признавала .
"Нянчится со своими триариями, к  тому  же  водится  с  евреями".  Ланна
нахмурил лоб. Иерихов получил  задание  проверить  его  в  этом  пункте.
Благонадежен ли он... Злополучный Иерихов так же прямо выдал  и  главную
цель своего визита: "Они хотят регента".
   Пристально следил он за своим давнишним приятелем,  тощий  старик  за
толстым: но нет, такое изумление должно быть искренним.
   - Это невозможно! - вскричал Ланна. - Это ударило бы по мне. Я считаю
себя его опекуном, для меня лично он несовершеннолетний,  нуждающийся  в
опеке. Но заявить об этом во всеуслышание! Я старый монархист, и на  это
я не пойду.
   Такая речь пришлась по вкусу камергеру.
   - Я так им и скажу, - заявил  он.  -  А  знаешь,  что  дальше  будет?
Кронпринц должен сперва заслужить их доверие, иначе они его не пожелают.
Они пожелают тебя.
   - Мы слишком долго медлили, а в результате ситуация  стала  настолько
серьезной, что,  лишь  будучи  в  высокой  степени  rompu  aux  affaires
, можно выбраться из нее. - Ланна говорил уже
не как  приятель,  его  устами  говорил  государственный  муж.  -  Я  не
поддерживаю намерения учредить опеку над его  величеством.  Более  того:
совесть моя повелевает мне противиться этому до  тех  пор,  пока  он  не
безнадежен. Если же назреет такая необходимость, то, зная всю  сложность
положения, как знает  ее  лишь  тот,  кто  был  nourri  dans  le  serail
,  я
готов признать, что тут необходимо радикальное вмешательство опытнейшего
государственного деятеля, стоящего во главе правления.
   Правда, Ланна вставлял французские слова,  но  это  был  единственный
признак волнения, все другие ему удалось скрыть. Заключительный вывод  -
Иерихов отправился докладывать о нем.
   Дальше  на  сцену  выступил  рейхстаг.   Ноябрьская   буря   нежданно
всколыхнула всю страну, только  рейхстаг  она  пока  не  задела.  И  вот
фракции решили  всколыхнуться  сильнее  всех,  один  хотел  перещеголять
другого в  бесстрашной  любви  к  отечеству:  священный  трепет  покинул
чиновников  и  верноподданных,  остались  одни  независимые  мужи.  Даже
депутат Терра, хоть господин этот и  любил  завираться  и  не  отличался
твердостью убеждений, ради такого случая был выдвинут своей партией  для
выступления на предполагавшемся  историческом  заседании.  Терра  думал:
"Все это превосходно, но Ланна не придет, глуп он никогда не был. Он  не
станет слушать, как его повелителя, единственного человека, от  которого
он зависит, будут смешивать с грязью перед всем высоким  собранием.  Его
повелитель улизнул, принял приглашение куда-то далеко в гости. Почему бы
так не поступить и Ланна?" Тем не  менее  Терра  надеялся,  что  удастся
заманить лисицу в ловушку. Регентство! Быть может,  это  слово  способно
вскружить голову даже такому человеку, как Ланна. Нет,  этому  Терра  не
верил. Единственная надежда была  на  Алису.  Она  обещала  отговаривать
отца, но так, чтобы он поступил наперекор ее советам.
   В день исторического заседания рейхстага ей не удалось позавтракать с
отцом.  Обилие  дел  задержало  его;  ей  пришлось  в  последнюю  минуту
настойчиво и убедительно попросить его к себе. Нет, лучше зайти за  ним,
чтобы он пришел наверняка.
   - Сегодня мы даже в библиотеке не могли бы чувствовать себя спокойно,
- начала Алиса. - Такой опасный день... Удивляюсь  тебе,  папа,  ты  как
будто даже не сознаешь...
   - Чего? Дитя мое,  я  иду  по  предначертанному  пути.  Уклониться  -
значило бы струсить. Да это и  невозможно.  -  Серьезно  и  неприступно.
Потом ласковая улыбка, поцелуй в лоб. - Ты ведь будешь в ложе?
   - Ты даже собираешься сам выступить?
   Она сделала  вид,  будто  жалеет  его,  чтобы  он  почувствовал  себя
униженным. Он должен идти навстречу беде, потому что она,  та,  кому  он
перестал верить, отговаривает его.
   - Бедный папа, как ты позволяешь играть собой? Разве ты не замечаешь,
что на тебя хотят свалить все? Потом каждый постарается выгородить себя,
только не ты, конечно. И тогда все отступятся от тебя. Император в конце
концов возьмет верх!
   Ланна сказал:
   - Я всегда мечтал, как о самой высшей  милости  судьбы,  но  и  самой
неправдоподобной, чтобы  ту  миссию,  которую  я  осуществляю,  на  меня
возложила моя страна. Миссиям, возлагаемым монархом, я старался  придать
такой  вес  и   значение,   чтобы   они   хотя   бы   отдаленно   носили
национально-немецкий характер. И вот сегодня я наконец-то на самом  деле
выступаю от имени  страны,  как  немецкий  государственный  деятель,  на
которого обращены ее взоры.
   Это было сказано торжественно и до такой степени простодушно!
   - Какое ты дитя! -  зарыдала  дочь,  обнимая  его.  -  Не  поддавайся
обману! - горячо шептала она. - Вспомни свой долгий опыт! Ради бога,  не
надо дурмана! Когда-то ты был беден и без надежд на  будущее,  а  сейчас
уже видишь себя на месте императора, в этом твоя беда. - Да, теперь  она
сочувствовала не притворно. Отцу, которого она хотела погубить, пришлось
утешать ее. Он ласково гладил ее, пока она вновь не заговорила:
   - Ты думаешь с помощью консерваторов, которым ты никогда  не  был  по
душе, свергнуть императора?  А  что,  если  именно  они  столковались  с
императором свергнуть тебя, да, тебя!
   - Лживы-то они в достаточной мере, - признал Ланна, - но вместе с тем
слишком глупы, а теперь на них нашло полное затмение.
   Алиса  ломала  руки.  Неужели  же  признаться   ему   в   собственном
предательстве? Она намекнула на интриги Терра; но  Ланна  возразил,  что