предлагали им кедровые шишки. Какой-то мужчина дрался с кентавром  из-за
женщины, ехавшей на нем. Смуглый фавн наигрывал  детям  плясовой  мотив.
Они похотливо прыгали в такт звукам, в их черных кудрях горели венки  из
мака, на полу пылали лопнувшие гранаты. Голуби истекали кровью  рядом  с
розами. Перед полными ожидания девственницами снимались покровы с  Герм.
Красный воздух волновался от пламенных тайн, - но среди тех, кто вкушал,
его, ни  один  не  задавал  вопросов.  Они  не  гнались  за  снами,  как
поклонники свободы и величия в зале Дианы, не чествовали красоту, как  в
зале  Минервы  жрецы  искусства.  Они  были  во  власти  своей  плоти  и
наслаждались телом. Задыхаясь в изнурительном желании, не  глядя  ни  на
что и не зная ничего, кроме биения  своей  крови,  служили  они  богине,
которой были отданы навсегда, отсутствующей богине, изображения  которой
не было видно нигде: ни на потолке, ни на стенах, ни в середине пола. Но
герцогиня  видела,  как  она  спускалась,   неумолимая,   ненасытная   и
победоносная. Это была Венера. Ей принадлежал тот зал.


   Гости тесной  толпой  поднимались  вверх  по  лестнице.  Они  шли  из
галереи, из буфета и были разгорячены и  шумны.  Герцогиня  встала.  Зал
наполнился, она была со всех сторон окружена незнакомыми людьми.  В  это
мгновение чей-то гнусавый голос произнес тоном командующего офицера:
   - Прошу пропустить герцогиню Асси!
   И господин Готфрид фон Зибелинд взял на себя обязанность ее кавалера.
На ходу он говорил:
   - Герцогиня, вы отдали нас здесь под защиту  богинь,  а  не  все  они
добры.  Посмотрите,  каких  бед  натворила  вот  та   жестокая   богиня.
Проперция, наша несравненная художница, стоит  на  страже  перед  дверью
террасы, одинокая, брошенная и совершенно окаменевшая. Кинжал уже  сидит
у нее в груди так же глубоко, как у ее безвкусной  статуи.  Юная  Клелия
тоже представляет печальную картину, но  -  только  картину.  Она  и  не
претендует на трагизм. После сцены с женихом она нисколько  не  утратила
душевного  спокойствия.  Но  эту  сцену  заметили,  вокруг   нее   стали
шептаться. Тогда она, печальная и хрупкая, подошла к  благородной  вазе,
украшенной плачущими  фигурами.  Она  оперлась  локтем  одной  из  своих
безупречно сформированных рук о цоколь и с  сдержанной  скорбью  закрыла
лицо ладонью. Ее  окружили  подруги.  Она  предоставила  себя  всеобщему
восхищению в качестве печальной  нимфы,  в  кругу  растроганных  подруг,
подле переливающейся через край чаши со слезами.
   - Господин фон Зибелинд, -  сказала  герцогиня,  -  вы  злостный,  но
тонкий наблюдатель. Только что, когда вы подошли ко мне,  я  была  почти
испугана происшествиями, о которых  вы  говорите.  Вы  хотите  этими  же
происшествиями позабавить меня. Я согласна.
   - Итак, Клелия играет  несчастливо,  -  продолжал  он.  -  Якобус  не
обращает на нее ни малейшего внимания.  Он  бесцельно  бродит  кругом  в
поисках леди Олимпии.  Какой-нибудь  услужливый  ближний  просветит  его
относительно того факта, что  она  покинула  праздник  с  господином  де
Мортейль; услыша это, он побледнеет.  "Она  видела  меня  с  Клелией,  -
скажет он себе. - Я показал ей, как я домогаюсь, когда  жажду  обладать.
Уж не ответ ли это?"
   - Великолепно! - воскликнула герцогиня.
   - И это считают любовными  драмами!  -  неуверенно,  хриплым  голосом
сказал он. Его карие  с  красными  жилками  глаза  нетвердо,  исподлобья
глянули на нее. Он с шумом волочил  за  собой  ногу,  лоб  его  покрылся
потом, а желтоватые точки на шероховатой коже выступили  так  отчетливо,
как будто лежали сверху. Герцогиня вдруг поняла:
   - Нет! Он не безобидный балагур!
   И ей стало еще больше не по себе, чем до встречи с ним. Она уклончиво
заметила:
   - Несомненно, здесь происходит несколько любовных драм. Клелия  очень
симпатичная героиня.
   - Она так воздушна, эта малютка,  вы  не  находите?  Ее  головка  так
прячется под большими, мягкими белокурыми волнами, что  едва  замечаешь,
как определенны и закончены уже ее черты. Мы еще  окружаем  ее  в  наших
мечтах девичьим очарованием - сама она очень не любит мечтать - и сквозь
золотую пыль, которой мы собственноручно осыпаем ее, мы еще не различаем
лица старого ростовщика с его жестоким, оценивающим взглядом  и  хитрыми
морщинами. Но, герцогиня, поверьте мне: она -  истая  дочь  лицемерного,
безжалостного  торгаша  Долана.  Наклонность  к  захвату,  присвоению  и
извлечению пользы, которую он проявляет на старом хламе, унаследовала  и
она. Но она будет завладевать людьми!
   - Откуда вы знаете?..
   - Она, точно играя, обвивается вокруг Якобуса и опутывает его. Он еще
почти не замечает этого. Здесь,  под  волнующим  убором  этих  зал,  где
великое искусство вышло на  свет  из  Якобуса,  как  лавровые  ветви  из
пальцев Дафны, здесь она хочет поймать его. Для нее это - арифметическая
задача.  И,  одновременно  с  великим  художником,  она  хочет  похитить
возлюбленного у великой художницы и выходит замуж за Мортейля.  Говорят,
помолвка расстроилась.  Успокойтесь,  она  будет  заключена  снова.  Это
вторая задача Клелии. Но мы воображаем, что все это любовные драмы!
   - Вы правы, пока говорите. Но если бы мы вздумали  у  каждой  молодой
девушки срезать ее пышные косы и стереть  капельку  золотой  пыли  с  ее
бедного существа, -  сознайтесь,  по  крайней  мере,  что  это  было  бы
печально.
   - Это  было  бы  честно,  как  всякое  разоблачение  обмана.  Красота
безнравственна, - сварливо и сокрушенно объявил он.
   - Прошу прощения! - прогнусавил он сейчас  же  тоном  кавалериста.  -
Ведь и я не из дерева. Несомненно, -  такая  очаровательная  плутовка!..
Когда я был еще молод и хорош собой...
   Она оглядела его, точно видя в первый  раз  это  пугало,  попеременно
хныкавшее  и  гнусившее,  этого   галантного   и   плаксивого,   странно
изменчивого  и  неприятно  глубокого  иностранца.  Он  был  накрахмален,
приглажен, напомажен и одет по последней моде. Но первый  встречный  мог
заставить его опустить голову, поднести руку ко лбу и свернуть с дороги.
Вызывающий и, точно связанный, ковылял он по залу,  -  образцово  одетый
манекен, раздраженный  тем,  что  другие  могли  свободно  распоряжаться
своими мышцами, а он - нет.
   Они проходили через узкие двери, которые там и  сям  открывала  перед
ними толпа, и шли все дальше: через зал Дианы,  вниз  по  лестнице  и  в
галерею и обратно до порога зала  Венеры.  Здесь  они  повернули  опять.