сказать, к нам, - потому что много они не переносят, и во всяком  случае
никогда не знаешь, переживут ли они день.
   Герцогиня откинулась назад и глубоко перевела дыхание.
   - Что касается меня, то я охотно живу среди сильных.  Мне  доставляет
удовлетворение знать, что они  будут  стоять  здесь,  когда  я  исчезну.
Поэтому я тяготею к художественным произведениям.
   - Художественные произведения, -  возразила  леди  Олимпия,  -  имеют
самое большее - яркую пыльцу на крыльях, но им недостает других приятных
качеств, которыми я дорожу.
   Якобус начал ходить взад и вперед перед женщинами. Проходя, он каждый
раз усиленно смотрел мимо высокой блондинки; но ее слова, к  которым  он
старался отнестись с презрением, волновали его кровь и пугали его. Вдруг
он остановился, посмотрел в упор на леди Олимпию и сказал:
   - Миледи, очевидно, у вас слабость к чахоточным.
   Этим его энергия  была  исчерпана,  и  он  покраснел.  Она  пояснила,
пожимая плечами, без насмешки:
   - Я говорю просто на основании опыта, который обновляю, от Триполи до
Архангельска. Может быть, это зависит от меня, но еще ни один мужчина не
сравнялся со мной. При, этом я по возможности избегаю серьезно повредить
кому-нибудь - именно потому, что люблю людей. По этой причине я, как  вы
знаете, не остаюсь ни в одном месте больше  месяца.  Синьора  Проперция,
заметьте себе это: только так можно жить счастливо.
   Проперция, не понимая, медленно подняла свои темные глаза. Но  Якобус
оправился. Он расхохотался, как уличный мальчишка.
   - Мы не поймем друг друга, миледи, - воскликнул он. - Я люблю  долгую
службу и длительное вознаграждение.
   Он подбодрял себя близостью герцогини.
   - Создавать гигантские творения по слову одной единственной  женщины.
Всю жизнь следовать за ней к  каждой  полосе  воды  и  к  каждому  куску
зеркала и ловить каждое ее отображение.
   Он оборвал, заметив, что становится слишком серьезным. Говорить  этой
блондинке, состоявшей только из тела, что-нибудь прочувствованное,  было
профанацией.
   - Я обещал Мортейлю танцевать кадриль  визави  с  ним  и  Клелией,  -
сказал он.
   Леди Олимпия снисходительно улыбнулась.
   - Мортейль и не думает танцевать.
   Он больше не обращал на нее внимания.
   - Здесь стало душно, - заметил он, низко поклонился и вышел.
   Леди Олимпия спокойно объявила:
   - Здесь удивительно свежо.
   Она  выпрямилась,  протянула  руку  за  мраморную  спинку  скамьи   и
подставила ее под капающую из переполненного бассейна воду. На этой руке
не было никаких драгоценностей, она сверкала наготой  в  сознании  своей
власти. Падающие капли украшали ее влажным блеском.


   Бальная  музыка  весело  кружилась  у  ног  трех  женщин.  Мимо,   со
сверкающими  глазами,  прошли   несколько   пар,   искавших   в   звуках
наслаждения. Когда зал опять опустел, леди Олимпия сказала зевая:
   - Этот Якобус удивительно легко краснеет. А между тем он, несомненно,
один из тех мужчин, которые не церемонятся с нами.
   Герцогиня ответила:
   - О, его цинизм поверхностный. Он научился ему.  В  глубине  души,  я
думаю, он мягок, хотя и вел жизнь  человека,  не  останавливающегося  ни
перед чем.
   - Уже? Он очень молод.
   - Он худощав, как мальчик,  и  волосы  у  него  тоже  мягкие,  как  у
мальчика, на  его  подвижном  лице  отражаются  все  переживания,  и  не
запечатлевается ни одно. Тем не менее,  ему  лет  тридцать  пять,  и  он
пережил немало.
   - Какого он происхождения?
   -  Не  знаю.  Он  у  себя  дома  везде  в  Европе,   где   существует
артистическая богема. Когда я в Риме стащила его с пятого этажа, он  уже
жил тогда в Piano nobile. Он долго поднимался и опускался с женщинами и,
я думаю, через женщин,  В  двадцать  лет  он  имел  счастье  понравиться
Сбригати.
   - Лоне Сбригати?
   - Она была  тогда  еще  неизвестной  маленькой  актрисой.  Якобус  не
зарабатывал ничего и жил на ее счет. В критический момент, или когда она
ему больше не была нужна, он грубо бросил ее. Говорят, что только с того
времени ее голос приобрел трагический тембр.
   Проперция Понти опустила голову и закрыла глаза рукой.
   - Эта черта не восстанавливает вас против вашего  друга?  -  спросила
леди Олимпия. - Дорогая герцогиня, я восхищаюсь вами.
   Герцогиня изумленно посмотрела на нее.
   - Почему же? Ведь его творения хотят жить - как может он считаться  с
страданиями других? Впрочем, его любовные приключения не отняли  у  него
душевной невинности.
   - Ах, вы, знаток душ!
   - О, нет! Я никогда не  спрашиваю,  что  творится  в  чужой  душе;  я
слишком  боюсь  неопрятных  ответов.  Я  гораздо  охотнее  довольствуюсь
переодеванием, поверхностной игрой, и не оспариваю красоты у  всех  душ,
ловко наложивших на себя покровы. Та красота, в  которую  мы  можем  без
разочарования  вглядываться  до  самой   глубины,   принадлежит   только
произведениям искусства и редким людям, совершенным, как они.
   - А Якобус?
   - Если бы у него самого не была глубоко невинная душа, как мог бы  он
нарисовать все это?
   И она обвела зал взглядом, полным ненарушимого доверия.
   Леди Олимпия осведомилась:
   - Откуда же вы знаете его старые истории?
   - Он рассказал мне их.
   - Он... И это не заставляет вас задумываться?
   Герцогиня улыбнулась.
   - Он краснел и при этом.
   - Дорогая герцогиня, вы невинны до ужаса.
   -  Синьора  Проперция,  -  мягко  и  с  болью  сказала  герцогиня,  -
приободритесь.