но прибыла госпожа д'Арглад. Все удивляются  его  исчезновению,  и  маркиза,
зная, что герцог оседлал Белянку, опасается, как бы у несчастного  животного
не подломились ноги.
     Герцог машинально последовал за слугой и уже на пороге спросил:
     - А где мой брат?
     - Он недавно вернулся и заперся у себя, ваше сиятельство.
     - А мадемуазель де Сен-Жене?
     - Она тоже у себя.  Но  ваша  матушка  велела  ей  сообщить  о  приезде
госпожи д'Арглад, и она, конечно, спустится в гостиную.
     - Хорошо. Скажите моему брату, что я хочу  с  ним  поговорить  и  через
десять минут буду у него.


XII

     Госпожа  д'Арглад  была  женой  важного  провинциального  чиновника.  С
маркизой де Вильмер она познакомилась на юге, когда  маркиза  проводила  там
лето в своем обширном поместье, позднее проданном в уплату  долгов  старшего
сына. Госпожа д'Арглад отличалась  тем  особенным,  ограниченным  и  упорным
тщеславием, которое нередко свойственно женам чиновников, как  крупных,  так
и мелких. Пробиться  в  высший  свет,  чтобы  блистать,  и  блистать,  чтобы
пробиться  в  свет,  -  было  единственной   целью,   единственной   мечтой,
единственным  помыслом  и  надеждой  этой  маленькой  женщины.   Богатая   и
неродовитая, она отдала  свое  приданое  разорившемуся  дворянину;  ему  это
обеспечило денежное место, а ей позволило поставить  дом  на  широкую  ногу,
так как она прекрасно понимала, что лучший способ нажить  большое  состояние
в  нынешнем  обществе  -  это  иметь  приличный  достаток  и  по-барски  его
расточать. Пухленькая, энергичная, привлекательная, хладнокровная и  ловкая,
госпожа д'Арглад считала,  что  положение  обязывает  ее  к  некоторой  доле
кокетства, и в душе гордилась  высоким  искусством  все  обещать  глазами  и
ничего губами или пером, разжечь безудержное  желание,  не  вызвав  глубокой
привязанности, и, наконец, ненароком  заполучить  выгодное  местечко,  делая
при этом равнодушный вид и никогда не унижаясь до хлопот. Чтобы  при  случае
всегда иметь поддержку нужных друзей, она всюду искала их, принимала у  себя
без особенного разбора, изображая добрую  или  легкомысленную  хозяйку  и  в
конце концов ловко проникала в самые недоступные дома, без  труда  становясь
там незаменимым человеком.
     Так госпожа д'Арглад втерлась в доверие  к  маркизе  де  Вильмер,  хотя
благородная дама и относилась с предубеждением  к  происхождению  Леони,  ее
положению в обществе  и  должности  ее  супруга.  Но  Леони  д'Арглад  ловко
подчеркивала полное свое равнодушие  к  политике  и  вечно  просила  у  всех
прощения за свою глупость в  этих  вопросах;  это  позволяло  ей  не  только
никого не отталкивать, но даже примирять людей с тем  вынужденным  усердием,
которое проявлял ее  муж  на  службе  у  нынешнего  правительства.  Веселая,
ветреная, подчас неумная, Леони громко высмеивала  самое  себя,  смеялась  в
душе над простоватостью других и слыла  по-детски  бескорыстной  простушкой,
хотя эта простушка рассчитывала каждый свой шаг и  обдумывала  каждую  шалую
проделку.
     Леони  прекрасно  понимала,  что  при  всех  своих  внутренних  распрях
светское общество крепко спаяно родственными  и  прочими  узами  и  что  при
надобности все приносится в жертву сословным привилегиям и семейным  связям.
Из этого она сделала вывод, что ей необходимы  знакомства  в  Сен-Жерменском
предместье, где ее мужа принимали крайне неохотно, и с  помощью  маркизы  де
Вильмер, чье расположение  ловко  приобрела  своей  болтовней  и  неутомимой
услужливостью, проникла в некоторые  салоны,  снискала  там  благоволение  и
прослыла милой, хотя и пустенькой девочкой.
     Этой девочке было уже двадцать восемь лет,  и  она  успела  пресытиться
балами, но ей с виду все еще давали  не  больше  двадцати  двух  -  от  силы
двадцати   трех.   Леони    умудрилась    сохранить    такую    живость    и
непосредственность, что никто даже  не  замечал,  как  она  располнела.  Она
любила смеяться, не забывая при  этом  показать  ослепительно  белые  зубки,
по-детски шепелявила и, казалось, была без ума  от  нарядов  и  всевозможных
развлечений. Все питали к ней полное доверие, да и ее не следовало  бояться,
так как больше всего на свете она  хотела  слыть  доброй  и  безобидной;  но
остерегаться все же  было  необходимо,  чтобы  в  один  прекрасный  день  не
оказаться в ее сетях.
     Вот так маркиза де Вильмер, продолжая клясться, что ноги ее не будет  у
министров  короля-мещанина,  незаметно  для  самой   себя   была   вынуждена
действовать без околичностей, дабы вызволить госпожу д'Арглад из  провинции.
Стараниями маркизы и герцога  д'Алериа  господин  д'Арглад  получил  недавно
назначение в Париж, и супруга его написала госпоже де Вильмер такое  письмо:
"Дорогая маркиза, вам я обязана жизнью, вы мой  ангел-хранитель.  Я  покидаю
юг, но в  Париж  загляну  лишь  на  несколько  дней,  так  как,  прежде  чем
устроиться, порадоваться и повеселиться,  словом,  прежде  всего,  я  мечтаю
поблагодарить вас, целые сутки пролежать у ваших  ног  в  Севале,  неустанно
повторяя, что люблю вас и благословляю. Я буду у вас десятого июня.  Герцогу
скажите, что приеду девятого или одиннадцатого и что  заочно  благодарю  его
за доброту к моему мужу, который напишет ему своим чередом".
     Намеренно не уточняя день своего приезда,  госпожа  д'Арглад  кокетливо
намекала на те шутки, которые герцог нередко отпускал по  поводу  того,  что
Леони не знает счета ни часам, ни дням: и хотя герцог был весьма искушен  по
части женщин, Леони и его обвела вокруг пальца. Он считал  ее  ветреницей  и
обычно разговаривал с ней так: "Значит, вы приедете  к  матушке  сегодня,  в
понедельник, вторник или воскресенье, седьмого, шестого или  пятого  ноября,
сентября, декабря, в вашем голубом, сером или розовом платье, и окажете  нам
честь, поужинав,  пообедав  или  позавтракав  с  нами,  с  ними  или  еще  с
кем-нибудь".
     Влюблен в нее герцог не был. Она его  забавляла,  но,  посмеиваясь  над
ней, лукаво ее поддразнивая и вышучивая, герцог  нащупывал  в  Леони  слабое
звено, а она притворялась, будто ничего не  замечает,  но  на  деле  отлично
оберегала себя от герцогских козней.
     Здороваясь  с  госпожой  д'Арглад,  герцог  все  еще  был  озабочен,  и
перемена в его лице поразила маркизу.
     - Боже мой! - воскликнула она. - Должно быть, случилась какая-то беда.
     - Не тревожьтесь, дорогая матушка. Все обошлось благополучно, только  я
немного продрог - вот и все.
     Герцога действительно немного знобило, хотя от гнева у него на лбу  еще
блестели капельки пота. Он подошел к камину, который круглый год  топили  по
вечерам в гостиной маркизы, но через  несколько  минут  привычка  сдерживать
свои порывы - а ведь это целая наука! - взяла  свое,  и  фейерверк  шуток  и