- Ступайте, сын мой, но не очень-то  усердствуйте.  Знаете,  как  Урбен
боится всего нового.
     - О, не волнуйтесь, матушка, уж я-то знаю!
     И герцог, все еще подвижный, несмотря на легкую  полноту  и  ревматизм,
вприпрыжку выскочил из комнаты, как озорной школьник.


X

     Он застал маркиза погруженным в занятия.
     - Я тебе помешал? Не беда! -  воскликнул  герцог.  -  Мне  не  терпится
прижать тебя к груди. Матушка только что  прочла  мне  письмо  герцогини  де
Дюньер.
     - Но, дорогой друг, этот брак еще не заключен, - отвечал  маркиз,  пока
брат обнимал его.
     - Заключен, если ты того захочешь, а ты не можешь не захотеть.
     - Друг  мой,  я  могу  хотеть  сколько  угодно.  Но  ведь  нужно   быть
действительно обворожительным,  чтобы  поддержать  ту  блестящую  репутацию,
которую слишком, по-моему, в ущерб тебе создала мне эта старая герцогиня.
     - Она поступила прекрасно, хотя следовало расхвалить тебя  еще  больше.
Мне хочется самому нанести ей  визит  и  все  о  тебе  рассказать.  Нет,  он
думает, что в  нем  недостаточно  очарования!  Ты  положительно  плохо  себя
знаешь.
     - Я себя знаю очень хорошо, - возразил господин де Вильмер, -  и  вовсе
не обманываюсь.
     - Черт возьми, ты что ж, считаешь себя увальнем? Разве  не  ты  покорил
госпожу де Ж     - Умоляю, не говори мне  о  ней.  Я  сразу  вспоминаю  о  том,  сколько
выстрадал, прежде чем завоевал ее доверие, и сколько натерпелся потом  из-за
боязни утратить его... Ты этого не знаешь: женщины всегда влюблялись в  тебя
с первого взгляда, а любви на всю жизнь ты и не искал.  Я  же  могу  сказать
женщине одно-единственное слово "люблю", и если она не  поймет,  что  в  нем
заключена вся моя душа, я буду уже не в силах сказать ей ничего другого.
     - Хорошо! Ты полюбишь Диану де Ксентрай, и она поймет это твое слово.
     - А если я ее не полюблю?
     - Но, дорогой мой,  она  же  прелестна.  Я,  правда,  помню  ее  совсем
ребенком, но это был сущий херувим.
     - Все твердят, что она очаровательна. Но вдруг она мне  не  понравится?
Не убеждай меня в том,  что  боготворить  жену  вовсе  не  обязательно,  что
довольно к ней питать уважение и приязнь.  Заводить  спор  я  не  желаю,  он
бесполезен. Обсудим только один вопрос: понравлюсь ли я ей. Если я не  люблю
женщину, то я не сумею ее завоевать, а стало быть, не женюсь на ней.
     - Можно подумать, что ты просто мечтаешь об этом! - сокрушенно  заметил
герцог. - Бедная матушка! Она прямо воскресла, когда  появилась  надежда  на
этот брак. Да и я думал, что сама судьба отпускает мне мои прегрешения.  Что
ж, Урбен, выходит, мы все трое прокляты?
     - Не надо отчаиваться, - промолвил растроганный маркиз. - Я и  так  изо
всех сил стараюсь побороть свою нелюдимость. Честное  слово,  мне  и  самому
хочется изменить это бесплодное и мучительное существование. Дай мне срок  -
за  лето  я  попытаюсь  справиться  со   всеми   воспоминаниями,   страхами,
сомнениями, - право, я хочу сделать вас  счастливыми,  и,  может  быть,  сам
господь придет мне на помощь.
     - Спасибо, брат, ты лучший человек на свете, - сказал  герцог  и  снова
обнял маркиза. И так как тот был взволнован, герцог увел его  гулять,  чтобы
отвлечь от занятий и укрепить его в добрых намерениях.
     Герцог прибегнул к уловке, которую некогда пустил в  ход  Урбен  в  тот
день, когда, впервые откровенно беседуя с братом, старался ободрить его.  На
этот раз уже Гаэтан  притворился  слабым  страдальцем,  чтобы  воскресить  в
брате душевную силу. Он красноречиво рассказал ему об угрызениях совести,  о
том, как велика в нем жажда моральной поддержки.
     - Двое несчастных ничем не могут помочь друг другу,  -  говорил  герцог
брату. - Твоя хандра роковым образом заражает меня.  В  тот  день,  когда  я
увижу тебя счастливым, радость жизни возвратится ко мне.
     Растроганный Урбен снова заверил брата, что не нарушит обещания, и  так
как сделал это скрепя сердце, то постарался отвлечься от  мрачных  мыслей  и
принялся весело болтать с Гаэтаном. Тот с радостью подхватил  непринужденный
тон  и  немедленно  заговорил  о  том,  что  больше   всего   занимало   его
воображение.
     - Послушай! - сказал он, глядя на улыбающегося  маркиза.  -  Я  уверен,
что ты принесешь мне счастье. Сейчас я вспоминаю,  что  уже  несколько  дней
был не в ладу с собой, оттого и ходил такой насупленный и недовольный.
     - Опять какая-нибудь история с женщиной? - спросил маркиз,  пересиливая
смутную и внезапную тревогу.
     - А разве другие у меня бывают? Словом, брат, эта  крошка  де  Сен-Жене
занимает меня, вероятно, больше, чем следует.
     - Только не это!..  -  горячо  возразил  маркиз.  -  Ты  же  дал  слово
матушке... Она мне все рассказала... Неужели ты обманешь мать?
     - Вовсе нет, но я хочу, чтобы обстоятельства  принудили  меня  обмануть
ее.
     - Какие обстоятельства? Что-то я не возьму в толк.
     - Господи, сейчас я тебе все объясню.
     И герцог поведал брату,  как  в  похвальном  намерении  влюбить  его  в
Каролину он сначала прикинулся, будто влюблен в нее сам, а потом,  когда  из
этой затеи ничего не вышло, он всеми способами  стал  добиваться  ее  любви,
хотя и не был ею увлечен, и как в конце концов  на  самом  деле  влюбился  в
девушку без всякой уверенности в том, что она платит  ему  взаимностью.  Тем
не менее, закончил герцог, он рассчитывает на победу, только бы достало  сил
скрыть от Каролины свое  чувство.  Эту  историю  герцог  поведал  маркизу  в
выражениях столь целомудренных, что  лишил  того  малейшей  возможности,  не
показавшись смешным, сделать брату выговор. Но  когда  глубоко  потрясенный,
немного справившийся с собой маркиз попытался напомнить брату о  материнском
спокойствии, о благопристойности их домашнего очага, не решаясь,  однако,  в
своем смятении даже заикнуться об  уважении  к  Каролине,  герцог,  внезапно
испугавшись, как бы маркиз не  почел  своим  долгом  предупредить  Каролину,
поклялся брату, что не станет ее соблазнять, но вот если она сама  храбро  и
бескорыстно бросится в его объятия, он готов на ней жениться.
     Так как герцог говорил вполне убежденно,  маркиз  не  посмел  возражать
против этого безумного и столь  неожиданно  возродившегося  замысла.  Маркиз
знал, что их мать рассчитывает на  удачный  брак  лишь  для  того  из  своих
сыновей, который выкажет известную твердость и  волю,  -  герцог  же  вполне